Эйра долго смотрела на имя. Гуннель Хагстрём.
Звонившей была его мать.
«Конечно, были те, кто видел, как эта девушка отправилась в лес. Они сами так говорили, я сама-то этого не слышала, но среди подростков поговаривают, что Улоф… В общем, что он… Я бы не хотела, чтобы вы услышали это от кого-то еще. Чтобы вы подумали…»
Эйра представила себе домик в Кунгсгордене, каким он мог выглядеть тогда – с чистенькой прихожей и кухней с цветами на окне, с летними занавесками, когда еще вся семья жила в этих стенах. Сестра Ингела пришла домой и насплетничала о том, что слышала в поселке. О том, что старшие парни болтают об Улофе. Якобы они знали, чем он занимался в лесу с Линой, точнее, он им сам сказал, чем он там занимался.
Гуннель Хагстрём прождала до утра. Должно быть, всю ночь глаз не сомкнула, лежала и мучилась сомнениями, после чего встала и позвонила в полицию.
Почему? Потому что она поверила в это? Или просто не знала, чему ей верить?
Сотрудник полиции, который принял звонок, поступил так, как поступил бы на его месте любой другой полицейский. Всегда находилось с десяток чокнутых типов, которые названивали в полицию со всякими глупостями, когда власти при розыске пропавших людей обращалась к помощи сограждан. При этом, чем чокнутее был человек, тем более уверенным тоном он говорил.
Чаще всего правда крылась именно в сомнениях.
Первый разговор с семьей состоялся два часа спустя. Вопросы были примерно такие же, какие Эйра сама стала бы задавать в похожей ситуации. Следовавшие за ними ответы были краткими. Улоф произнес не так много слов.
УХ: Нет.
УХ: Кто это сказал?
УХ: Не знаю.
УХ: Нет.
Большая часть вопросов осталась без ответа.
И следом его отец:
СХ: Просто скажи правду, здесь и сейчас, чтобы мы окончательно уладили этот вопрос. У полиции и без того дел полно.
Странное чувство – видеть, как Свен Хагстрём восстает из мертвых, или если не он сам, то, во всяком случае, его слова. Черные на белом, точнее, на слегка пожелтевшей бумаге.
СХ: Скажи правду, сын.
И следом, обращаясь к полиции:
СХ: Это то, чему я научил своих детей – всегда говорить правду. Вот интересно, Ингелу допрашивали в той же самой комнате? Узнал ли Улоф, откуда поступили сведения? Узнал ли он о том, что это его мама позвонила в полицию?
На следующий день полиция вернулась снова, с постановлением от прокурора. Они взяли у него отпечатки пальцев и произвели обыск.
Эйра разыскала протокол обыска. Представила себе тишину, которая воцарилась в комнате Улофа, когда полицейские выдвинули из-под кровати ящик с его вещами. Комната находилась на верхнем этаже. Эйра не успела там побывать, но по описанию она поняла, что это была крохотная каморка со скошенной крышей, которая часто бывает в подобных домах.
Если судить по протоколу, ящик был забит до отказа.
Комиксы. Обертки от сладостей. Гнилая банановая кожура. Модель самолетика со сломанным крылом.
Желтая кофта.
У Эйры осталось несколько отчетливых воспоминаний о новостях, которые передавали по телевизору в те дни. Ее мама, как ни пыталась, не могла удержать дочь в стороне от происходящего.
В деле случился прорыв, сказал ведущий. Эйра помнила, как сначала не поняла, что означает эта фраза. Она посчитала, что речь идет о прорыве плотины, и, когда все прояснилось, чувствовала себя очень глупой перед маминой подругой, которая в те дни гостила у них.
Обе женщины переглядывались, осторожно выбирая слова перед ребенком, но в конце концов мама сказала, что, возможно, полиция нашла того, кто… Что совсем скоро, дорогая моя, мы узнаем, что же случилось с Линой.
До сих пор никто не заявлял в открытую, что она мертва, но среди подростков об этом шептались. Шепоты смолкали, когда поблизости появлялся кто-нибудь из взрослых. Все чаще родители говорили своим детям: «Да нет, ничего страшного, но все же не ходи гулять один».
Возможно, фраза про прорыв была произнесена именно в тот вечер, когда была обнаружена кофта Лины Ставред.
Когда расследование вступило в совершенно новую фазу.
Эйра пролистала протоколы допросов, начавшихся на следующий день. Она понимала, что перед ней несколько сотен страниц с записями. Допросы, неделя за неделей.
ЭГ: Ты можешь рассказать, что произошло, когда ты последовал за Линой в лес?
УХ: (Нет ответа.)
ЭГ: Зачем ты пошел за ней в лес? Тебе нравилась Лина? Взгляни на фотографию. Она красивая, не правда ли?
УХ: (Качает головой.)
ЭГ: Ты должен ответить, чтобы твои слова записались на пленку. Смотри мне в глаза, когда мы с тобой разговариваем. Улоф, смотри мне в глаза.
УХ: Угу.
ЭГ – это Эйлерт Гранстрём, ее старый коллега. Эйра и не подозревала, что он настолько глубоко был задействован в расследовании, что даже иногда вел допросы. Страница за страницей, речь шла о часах, дне за днем на протяжении месяца. Она заглядывала наугад то туда, то сюда, читала урывками, появился другой следователь, который вел допросы, на этот раз незнакомая ей женщина, и Эйра пыталась представить себе Улофа Хагстрёма в четырнадцать лет, понять, что скрывалось за комментариями «нет ответа» и «качает головой».