— Примерно как и я,— задумчиво отметил Войцеховский.— Что же вас, в таком случае, с ней связывает? Полагаю, не только шифры и пароли... Хотя я, конечно, в этом деле полный профан.
— А зачем вам это?
— Интересно понять. Столько лет жить на чужбине, в постоянном напряжении, рискуя жизнью. Что-то ведь должно питать ваши силы.
Рыбаков подумал и ответил:
— Как ни банально это звучит — долг. Есть такое слово.
— Долг перед кем? — удивился Войцеховский.— Ведь там же все поменялось. И люди, и жизненные ценности. Раньше какая-никакая идея была. А сейчас-то что там может вдохновлять?
— Я как-то к философствованию не склонен,— искренне улыбнулся Рыбаков,— я офицер. Это в крови.
— Понимаю,—вздохнул профессор.
— Я вас разочаровал?
— Что вы!— задумчиво улыбнувшись, ответил Войцеховский.— Меня вот, например, память связывает. Очень крепко. Верите — даже партсобрания в Горном с нежностью вспоминаю.
— Зачем же тогда уехали? — удивился Рыбаков.— Вы же известный ученый.
— Сам удивляюсь. Предложили интересную работу,— Войцеховский опустил глаза,— все условия для нее создали... Тогда я не смог отказаться.
— Ну так вернитесь.
— Уже не могу,— вздохнул профессор.— Во-первых, жена здесь похоронена, а во-вторых... боюсь, Андрей Борисович.
— Кого? — снова удивился Рыбаков.
— Возможных разочарований. Вдруг воспоминания с реальностью разойдутся? В моем возрасте такое, знаете ли, вполне возможно...
Они молчали, вслушиваясь в шелест африканских деревьев, и вспоминали далекую Россию — каждый свою.
В поселок племени баквена Нгубиев, Рогов и Плахов приехали уже под вечер. Для этого случая Петруха специально нарядился в «костюм вождя» — надел некое подобие плаща, сшитого из леопардовых шкур, с мощной золотой застежкой в форме головы льва, белые штаны и ритуальную шапочку-таблетку тоже белого цвета с прикрепленной на макушке челюстью крокодила. В руках Петр Первый держал деревянный посох с мощным круглым набалдашником, якобы из золота.
Рогов с Плаховым, увидев преображение Петрухи, долгое время не могли вымолвить ни слова, настолько сильное он производил впечатление. Нгубиев даже немного смутился:
— Что, как клоун выгляжу?
— Почти как Юдашкин...
— Так ведь обычай такой — без этого мне в племя нельзя... Традиции предков.
Оперативники понимающе кивнули.
Оставив «геленваген» на окраине поселка, гости в сопровождении вождя ступили на широкую улицу, тянущуюся через все поселение племени баквена.
Они медленно шли, наблюдая картины жизни туземцев: женщины, одетые в цветастые платья, мололи кукурузную муку возле больших хижин из тростника, им помогали маленькие девочки; чернокожие мальчишки забавлялись дракой на палках и бросанием на меткость маленьких копий, а несколько суровых воинов-охранников азартно резались в карты, составив копья шалашиком.
Обстановка вокруг дышала благостью и спокойствием. При появлении вождя все приветствовали его глубоким почтительным поклоном, на что Петруха отвечал высокомерным кивком. Картежники похватали копья и прокричали приветствие. Нгубиев даже как-то внешне изменился, вступив на землю племени: приосанился, напустил на лицо важность и слегка оттопырил нижнюю губу.
— Ты не переигрываешь, Петя? — полюбопытствовал Вася.
— Так положено,— важно ответил Нгубиев, окидывая подданных строгим взглядом.— Сейчас в бар зайдем — расслабимся.
— Здесь и бар есть?
— А как же. В гостевом домике, мы там и заночуем,— указал вождь на самый высокий шалаш.— Это еще батя для меня выстроил. Со всеми удобствами.
— А племя у тебя большое?
— Приличное,— важно кивнул Петруха.— Здесь только те, кто по старым понятиям живут, а остальные в города сбежали.
— Это которые в сквотах живут? — вспомнил Вася свои первые впечатления от ЮАР.
— Они самые,— подтвердил его догадку вождь.— Воруют там, беспредельничают, садятся, конечно, в конце концов... Некоторые, правда, работают — хотя бы в Сан-Сити. И неплохо зарабатывают... Вот это дом шамана, еще две хижины, и мы на месте...
Во дворе круглого глиняного дома, который принадлежал шаману племени, гости застали странный ритуал. В центре двора в земляную кучу был закопан мужчина — так, что наружу выглядывала только его кудрявая голова. Вокруг него медленно пританцовывал хозяин дома, шаман,— крепкий мужичок в набедренной повязке из звериной шкуры. На голове танцора возвышался экзотический убор из разноцветных перьев, а в руках была глиняная чашка с каким-то белым порошком, которым он периодически посыпал голову закопанного.
Сцену окружали несколько мужчин и женщин, которые негромко напевали однообразную заунывную мелодию. У Васи от этих звуков стали сразу слипаться глаза.
— Чего это он? — Рогов зевнул в сторону шамана.
— А, малярию прогоняет,— махнул рукой Нгубиев.— Обычное дело.
— И как, помогает?
— Конечно! Сначала танцы, потом антибиотики. Цивилизация! — заржал Нгубиев и, подумав, добавил: — Вообще-то мне шаман знатный достался — сообразительный мужик. Надо будет Никиту Андреича ему показать, чтобы поясницей его занялся.