Мыс Доброй Надежды

Казалось, что безбрежный шатер небес обнимает засыпающую деревню баквена со всех сторон. Звезды, словно глаза добрых предков, ушедших за облака, ласково смотрели на хижины аборигенов, желая им приятных сновидений, доброй еды и хорошей погоды.

Только вождю не спится. Он с белыми друзьями снова идет в секретное бунгало и начинает размышлять о судьбах своего народа. Вождь не спит — баквена могут спать спокойно. По крайней мере пока в баре есть виски...

С мюзикла, который давала заезжая труппа в одном из огромных залов казино Сан-Сити, Рыбаков и Войцеховский вернулись поздно. Андрею Борисовичу представление не понравилось — уж больно попахивало от действа душком разлагающегося империализма. Безыдейного творчества Рыбаков терпеть не мог с детства, так уж был воспитан. Войцеховский вообще почти не слушал и не следил за тем, что происходило на сцене. Старый профессор был полностью погружен в свои научные идеи. Сидя в зрительном зале, он глядел куда-то в пустоту перед собой и тихо улыбался. Рыбаков открыл дверь номера, по привычке осторожно заглянул внутрь и переступил через порог. Следом вошел Войцеховский.

— Что это? — вдруг застыл профессор, указывая на белый конверт, лежащий сразу за порогом. Рыбаков мысленно отругал себя за невнимательность и поднял конверт с пола. Прежде чем вскрыть послание, «садовник» двумя пальцами нежно ощупал его, затем понюхал и только после этого надорвал уголок.

Записка была написана по-русски крупными печатными буквами. Она гласила: «Юстасу. Закладка в.тайник произведена. Груз примите ночью. Координаты: бассейн. Вторая пальма от вышки спасателя. Поздравляю с присвоением внеочередного звания. Алекс».

— Что-то случилось? — спросил Войцеховский, глядя на побледневшего Рыбакова.

— Пока не пойму,— ответил тот и, спрятав письмо в карман пиджака, принялся за осмотр номера. Следов присутствия посторонних он не обнаружил, зато на письменном столе наткнулся на стопку писчей бумаги. В верхнем правом углу каждого листка стоял красиво нарисованный логотип отеля.

Рыбаков достал из кармана письмо и сравнил бумагу, на которой оно было написано, с той, что лежала на столе. Его догадка подтвердилась — письмо мог написать только живущий или работающий в отеле...

Вождь племени баквена Петруха, приняв изрядную дозу виски, жаловался гостям, сонно потягивавшим пиво из банок, на свою тяжелую царскую жизнь.

— Прикиньте, мужики, какой расклад мне сегодня Джембо выдал.— Нгубиев размахивал стаканом.— Говорит, Шакил прав — ты, мол, нарушаешь традиции!

— А ты ему? — деликатно зевнул Вася.

— А я ему: ну и вали к своему Шакилу, падла! — Петруха отхлебнул вискаря.— А он заменжевался сразу: я, говорит, баквена... А я ему: а я — вождь, болтать много будешь — язык отрежу!

— Реально можешь отрезать? — сонно поинтересовался Плахов.

— Легко,— бравируя, схватился Петруха за кухонный нож.— Оборзел он совсем. Раньше никто был, с копьем по саванне бегал! Я его индуном сделал, и он же меня учит.

— А что с этим, как его... Шакилом — договорились? — встрепенулся Рогов.

— Куда он, на фиг, денется? — вдруг погрустнел Нгубиев.— Никуда он не денется...

Глубокой ночью, после того как Войцеховский забылся крепким сном, Рыбаков решил проверить координаты, указанные в письме. Он осторожно выскользнул в коридор, закрыл за собой дверь на два оборота и, оглядевшись вокруг, направился к лифту.

В холле тенью проскользнул мимо дремлющего охранника-швейцара и вышел на улицу. . Пройдя к бассейну, в котором плескалась бирюзовая вода, подсвеченная яркими фонарями, он остановился у спасательной вышки и отсчитал от нее вторую пальму.

Рыбаков снова осмотрелся, осторожно подошел к дереву и носком ботинка стал ковырять дерн возле его корневища. Пласт срезанного дерна отъехал в сторону, и Рыбаков заметил неглубокую ямку, аккуратно вырытую в земле. «Садовник» загнул манжет рубашки и сунул правую руку в тайник. Пальцы нащупали какой-то продолговатый твердый и холодный предмет.

Через секунду Рыбаков держал в руке бутылку «Столичной» и недоуменно рассматривал ее. Золотые буковки этикетки аппетитно поблескивали в ярком свете уличных фонарей.

Но Рыбакову не хотелось выпивать. Он не мог понять, что происходит и кто разыгрывает с ним эти сумасшедшие шутки.

Андрей Борисович вернулся к стойке администрации отеля. Портье услужливо посмотрел на лысого джентльмена с бутылкой водки в руках и вежливо поинтересовался:

— Чем я могу быть вам полезен?

— Извините, в нашем отеле живут русские? — в свою очередь задал вопрос Рыбаков.

— Точно не знаю, кажется, да.

— Посмотрите, пожалуйста,— вежливо попросил Рыбаков.— Для меня это очень важно. Надо срочно отправить письмо в Россию...

Портье защелкал клавишами компьютера и через минуту выдал информацию:

— Да. Есть трое. Вчера приехали. Господин Смирнов с двумя дамами.

— Отлично,— улыбнулся Рыбаков.— В каком они номере?

— Номер двести двадцать.

«Садовник» поблагодарил и собрался было подниматься к себе, когда портье остановил его.

— Извините, а как ваше имя? — поинтересовался портье.

— Фишер. Эндрю Фишер.