Если писатель хорошо владеет родным языком, он всегда сможет, обойдясь без мата, вызвать у читателя необходимые ассоциации. Понимаете, есть такое табу на употребление ненормативной лексики. Оно же не случайно возникло, значит, есть какие-то внутренние механизмы, если то, что можно в мужской бане, уже нельзя при женщинах. Общество каким-то образом регулирует эти отношения через язык. Почему литература должна их нарушать? Если писатель не задумываясь использует нецензурную брань, почему тогда, скажем, актёры не могут испражняться на сцене? Это тоже есть в жизни, правильно? Мне кажется, нецензурная брань идёт во многом просто от неуверенности в себе, от неумения достичь художественного эффекта не запретными средствами. Хотя, надо сказать, что у некоторых писателей нецензурная брань просто вызывает отвращение, как, скажем, у Ерофеева. А, допустим, в романах Лимонова она у меня почему-то отвращения не вызывает, хотя всё равно я считаю, что можно было обойтись и без неё. Это, видимо, зависит от таланта. Если человек талантлив и он всё-таки решил пойти на употребление табуированной лексики, даже в таком случае он находит какую-то приемлемую форму. Но это уже сравнительный анализ. В целом же я считаю: раз есть такое табу, значит, так надо. В противном случае литература с нецензурной бранью должна продаваться там же, где порнуха и фаллоимитаторы и т.д. Это уже не общенациональная литература, а её маргинальный фланг. Детей и подростков надо держать от него подальше.
Писатель должен жить так же, как народ, а если он живёт лучше, то пишет хуже.
Русский и русскоязычный – это не одно и то же. Есть писатели хорошие, но с неразвитым национальным чувством – это нормально, а есть – с развитым национальным чувством – почему же это плохо? По-моему, это замечательно. Развитие национального чувства – очень важно для писателя любого народа.
Когда писатель занимается только писательством, через пару лет он превращается в чудовищного зануду. Прекращается реальная подпитка извне, он переваривает самого себя. Вспоминает, как за девочками подглядывал, когда была первая эрекция… И становится «женоненасытником». Поэтому, кстати, лучшие писатели всегда были чем-то ещё заняты. Чехов лечил, Пушкин издавал «Литературную газету» – в «кондуите» у Бенкендорфа числился Дельвиг, а на самом деле первые двадцать пять номеров редактировал Пушкин. Невозможно только сидеть и писать, это превращается в кошмар. Для читателя прежде всего.
Общественное мнение играет писателем, но если писатель начинает играть общественным мнением, то превращается в конъюнктурщика.
Если писатель перестаёт быть нравственным арбитром общества, он превращается в писарчука при самодуре-градоначальнике. Это омерзительно…
♦
По роду своей деятельности писатель – это человек из «подполья», скорее соглядатай, нежели активный участник, для него самое главное – окружающий мир, а не он сам в этом мире. И чтобы этот мир узнать, он должен быть незаметным.
♦
Упрекать писателя в крушении общества, о недостатках которого он пишет, так же нелепо, как упрекать сейсмолога в землетрясении.
♦
У нас писатель – всегда общественный деятель. Так сложилось. Слово в России всегда значило очень много. Беда нынешних литературных изданий в том, что они в своём большинстве работают не на консолидацию, а на раскол страны. Но ведь либерализм и патриотизм – два равноценных крыла общественной жизни. С одним крылом летать невозможно – можно только ковылять…