Мыслить как Толстой и Витгенштейн. Искусство, эмоции и выражение

С другой стороны, «правый аффектизм» считает аффективную реакцию, называемую «базовыми» или «примитивными» эмоциями, результатом эволюционного отбора, представляющим собой универсальное, транскультурное и жесткое единообразие[206]. С этой точки зрения эмоции – это каузально обусловленные нейрофизиологические события, проявления которых обычно включают мимику, отчетливые телодвижения и физиологические изменения[207]. Обе школы исходят из нейронаучных «программ аффектов» и их положения о том, что аффективные реакции причинно связаны исключительно с вызывающими их стимулами, то есть не зависят от интенциональных состояний, таких как убеждение или желание. Так, П. Гриффитс считает, что базовые эмоции являются «источниками мотивации, не включенными в систему убеждений или желаний. Характерные свойства состояний системы программ аффектов, их информационная инкапсуляция и непроизвольное срабатывание обусловливают необходимость введения понятия психического состояния, отдельного от понятий убеждения и желания» [Griffiths 1997: 243][208].

С этой точки зрения базовые эмоции, такие как страх, отвращение, радость, печаль, удивление и т. д., вызываются каузально и, в свою очередь, демонстрируют автономные, физиологические реакции (проводимость кожи, уровень гормонов, частота сердечных сокращений и т. д.), характерные выражения лица и поведенческие диспозиции (например, реакция «бей, беги или замри» в случае страха). Эти аффективные программные состояния и реакции возникают автоматически, предшествуют осознанным актам познания и, таким образом, составляют телесный «субстрат» для эмоций[209]. У этой теории есть по меньшей мере одно достоинство: поскольку, согласно ей, эмоции не обязательно включают мышление или оценку, с ее помощью легко подтверждается продиктованная здравым смыслом уверенность в том, что животные и младенцы, у которых отсутствуют пропозиционально артикулированное мышление и средства языкового выражения, тем не менее владеют этими «базовыми» эмоциями, понимаемыми как унаследованные инстинкты или врожденные предрасположенности.

Как недавно показала Р. Лейс, поворот к аффекту как «правой», так и «левой» ориентации включает в себя убежденность, что «аффект независим от означивания и значения»:

Хотя на первый взгляд работы [ «правых»] Томкинса, или Экмана, или Дамасио могут показаться чересчур редукционистскими, чтобы соответствовать задачам [левых] культурологов, которые обязаны своим пониманием аффекта идеям Делёза, на самом деле взгляды обеих групп прекрасно согласуются между собой. Согласуются они в том, что касается предполагаемого отрыва системы следствий, с одной стороны, от интенций, смысла или познания – с другой. Для новых теоретиков аффекта, как и для представителей нейронауки, у которых они много и разнообразно заимствуют, невзирая на все различия в философской подготовке, подходе и ориентации, аффект является вопросом автономных реакций, которые, как считается, происходят ниже порога сознания и познания и коренятся в теле. Новых теоретиков аффекта и представителей нейронауки объединяет приверженность идее о разрыве, существующем между аффектами субъекта и его познанием или оценкой аффективной ситуации или объекта, так что познание или мышление «запаздывает» для того, чтобы причины, убеждения, намерения и значения играли в действиях и поведении ту роль, которая обычно им отводится. В результате получается, что действия и поведение определяются аффективными диспозициями, которые не зависят от сознания и не контролируются разумом [Leys 2011: 443][210].