Мыслить как Толстой и Витгенштейн. Искусство, эмоции и выражение

Ничто в этом отношении репрезентации, однако, не подразумевает, что эти ощущения [страха] направлены на какой-либо объект, реальный или воображаемый. Ничто в отношении не подразумевает, что эти ощущения ориентируют вас на угрозу, с которой вы сталкиваетесь. В частности, пусть даже нападающий на вас грабитель является объектом, о котором ощущения несут информацию в том смысле, в котором понимает «информацию» теория восприятия, ничто в отношении не подразумевает, что ощущения направлены именно на него. Ибо то, что они несут информацию о нем, просто означает, что он, будучи опасным, служит достоверной причиной этих ощущений, а то, что он служит достоверной причиной ощущений, ничего не говорит о чувствах, направленных на него или испытываемых по отношению к нему. Очевидно, что ничего не изменится, если информация, которую они несут об объекте, ошибочна, если, например, вы приняли курьера с мобильным телефоном в руке за грабителя с ножом. В данном случае у нас ровно столько же оснований считать, что ощущения направлены на их причину или испытываются по отношению к ней, чем в случае, если информация верна. В любом случае эти ощущения репрезентируют опасность в той же степени, в какой звук домашней сигнализации репрезентирует вторжение в дом. Как звук сигнализации не направлен на того, из-за кого она сработала, так и ощущения не направлены на грабителя или на кого бы то ни было, скажем на курьера, ошибочно принимаемого за грабителя [Deigh 2012: 36–37].

То есть ощущение страха в этой модели просто регистрирует каузальное воздействие объекта – любого объекта, – которое достоверно запускает эту регистрирующую реакцию. Понятие ошибки или заблуждения здесь не имеет никакой ценности, и, если мы утверждаем, что причинный механизм функционирует правильно только в тех случаях, когда он регистрирует настоящие опасности, значит, мы незаконно протащили в представление о правильном или уместном функционировании наше понятие правильности. Так, Принц резюмирует свою теорию телесной оценки следующим образом:

В общем, мы можем объяснить, как эмоции репрезентируют проблемы, не предполагая, что эмоции являются суждениями, содержат суждения или вообще как-то связаны с суждениями. Этот вывод вытекает из теории репрезентации Дрецке и других подобных теорий. Эмоции репрезентируют такие явления, как утраты и опасности, потому что они настроены на то, чтобы вызываться такими явлениями. Они репрезентируют эти явления, даже не включая в себя понятий или идей. Подобно звуковому сигналу детектора дыма, эмоции могут репрезентировать, не описывая [Prinz 2007: 64].