Мысы Ледовитого напоминают

«Стремительные приливные и отливные течения… несущие массы мощного льда, дробящиеся о многочисленные стамухи… делают переход этим проливом очень серьёзным. 18 часов почти непрерывной физической работы затратили мы на эти 25 вёрст, перебираясь по быстро движущемуся льду, переплывая внезапно открывавшиеся каналы и полыньи, несколько раз вытягиваясь на стамухи, чтобы избежать ледяного напора» —

записал Колчак в отчёте Академии.

На докладе в Иркутске он был чуть откровеннее. В реферате читаем:

«При обыкновенных условиях, по словам докладчика, трудно представить, как можно с моря выбраться на такую стомуху не только самим, но и вытащить шлюпку… Членам экспедиции не раз приходилось, выполнив аналогичную операцию, удивляться самой возможности выполнения её»[162].

Как бы представить, что стоит за этими строчками? Попробуйте вообразить себе, что на Балтике сырая зима, что вас семеро, и вы должны через весь Питер, от Гражданки за Ручьём до Старого Петергофа, провезти автоприцеп весом в 1200 кило, причём тяги, кроме вас, никакой. Зато есть (если вы можете это представить) вот что — танки, широкой волной идущие, толкая друг друга и опрокидываясь, круша столбы и углы домов, поперёк вашего хода. Грохоча, танки идут от Обухова (где Колчак родился в 1874 году и вырос) к Финскому заливу. Цепляйтесь за них, толкайтесь от них и радуйтесь, если занесли они вас всего лишь на Петроградскую сторону (где в доме 3 по Большой Зелениной улице Колчак, вернувшись с японской войны, поселился с Софьей Фёдоровной, где он впервые надел капитан-лейтенантские погоны и взял на руки сына). Пока вы катите груз вдоль Большого проспекта (где Колчак конкой ездил на службу) к Тучкову мосту, танки выкатывают на вас из переулков всё ленивее, а когда вы, еле живые, вытянете свой крест на набережную Шмидта (когда она звалась Николаевской, здесь, возле 12-й линии, Колчак учился в Морском корпусе, а позже преподавал рядом, в Морской академии), то с восторгом увидите, что танки застыли.

Между мысами Благовещенским и Высоким. Расстояние между меридианами 10 км

Но пока вы тужились через очередной мост, танки двинулись назад (прилив в Благовещенском сменился отливом), и вот один из них, протолкнув вашу колымагу через Сенат-Синодскую арку, норовит, всё ускоряясь, размозжить вас о «камень-Гром». Птицами выпархиваете вы на него и чудом успеваете принять туда и прицеп, уже вставший дыбом и готовый хрустнуть. На каждого пришлось по 10 пудов веса, а вы не заметили даже, что камень не слишком удобен и вообще — давно занят.

Когда выберетесь из мясорубки у Петергофа, вы сочтёте за милую прогулку пройтись на подгибающихся после вчерашнего ногах в Гатчину (туда и Колчак, уже капитан 1-го ранга, приезжал домой с Балтики). Дело в том, что вельбот изрядно отнесло к северу от желанного места, от поварни, где летовал Бруснев, и назавтра пришлось сплавать к нему, идя за версту-две от слишком отмелого берега и ища во льду каналы. Нет, не в гости сплавать, не на отдых, а чтобы узнать, не нашлись ли пропавшие.

У спасателей не было фотографического аппарата — куда ж эдакую громадину, да ещё с ящиком стеклянных пластинок, в перегруженный вельбот? Впрочем, и сложным в те поры искусством фотографирования никто из них не владел. Однако один снимок мы всё же имеем — как раз Благовещенского пролива и как раз в то самое время. Если Колчак не спутал дату[163], то сделал его, по-видимому, Бруснев. Сделал спустя два дня, во время отлива, утвердив штатив на обнажившейся песчаной отмели.

Глядя на снимок, диву даёшься: что за прихоть — плясать в лодке средь этих ледяных гробов, тоже пляшущих? Почему бы не пройти севернее, где видно открытое море, ото льда свободное? Но то водное пространство открылось южным ветром позже, когда Колчак со спутниками уже пили чай в поварне у Бруснева.

Льды у мыса Высокого, отлив. Видимо, 31 июля 1903 г. На заднем плане: справа — мыс Высокий, слева — открытое море

Вестей о бароне на Новой Сибири тоже не было, и 2 августа Бруснев проводил вельбот Колчака к мысу Высокому. Туда, где кончался путь самых отчаянных первопроходцев, а путь спасателей, собственно, начинался — в океан.

Вскоре вернулись с охоты брусневские каюры, спросили: где тойон лейтенант и его люди? Бруснев махнул рукой в сторону Беннета, и якуты заулыбались понимающе: тойон Михаил, конечно, шутит — в океане ледовитом на лодке не поплаваешь.