Мысы Ледовитого напоминают

Основная часть империи (как географически, так и управлечески) была чем-то целостным ещё до Петра, притом в глубоком смысле термина целостность. В том смысле, что «не части (заранее существующие) складываются в целое, а, наоборот, целое создаётся путём направленного формирования своих частей» [4–12]. В подтверждение сказанного, в Очерке 4 мы увидим нечто, казалось бы, невозможное: сильные люди совершают подвиги в условиях, когда надо бы разбежаться и более слабые разбегаются. Очевидно, что герои ощущают себя частями целого (и являются таковыми), и это целое — государство.

Что уже имелось в нём до Петра, что создано в нём волей Петра, что помимо неё, а что вопреки ей — это другой вопрос. На мой взгляд, Россия переживала тогда исторический взлёт сама по себе, а Пётр ощутил его, возглавил и, думая, что направляет, мешал ему, как мог (поздний особенно). Похожее видится мне при Сталине (при нём взлёт завершался, а завершился выходом в космос при Хрущёве), при позднем Сталине особенно.

8. Разрушитель династии

Наконец, заметим, что героям Очерка 4 пришлось покорять льды при трёх правительницах (Анна Иоанновна, Анна Леопольдовна и Елизавета), приспосабливая свои дела и помыслы к частым и странным колыханиям большой политики. А подарил России «женское царство» с колыханиями тот же Пётр, оставив Россию без законного правителя и даже без пути его законного поиска[69]. Оставил не потому, что умер неожиданно (умирая долго и мучительно, он делал распоряжения — в частности, приказал освободить всех заключённых, думая, очевидно, загладить свои грехи перед Богом), а потому, что не озаботился ранее о младшем соратнике. Такового надо было не только найти (это он, пожалуй, мог бы), но и воспитать, о чём Пётр не имел никакого представления.

Сверстников подбирал он себе лишь в качестве инструментов (что и отметил Ключевский), да и тех не берёг. В последние месяцы жизни, он, как шептали придворные и доносили дипломаты, хотел уничтожить самых близких:

«Французский посланник Кампредон писал в своем донесении, что Пётр… „сильно взволнован тем, что среди его домашних и слуг есть изменники. Поговаривают о полной немилости князя Меншикова и генерал-майора Мамонова, которому царь доверял почти безусловно. Говорят даже о царском секретаре Макарове, да и царица тоже побаивается. Её отношения к Монсу были известны всем… Всё общество напряжённо ждёт, что с ней будет“» [Анисимов, 1998, с. 39].

Что и говорить, один лишь слух о возможной опале Алексея Макарова, вот уже пятнадцатый год самого близкого к царю чиновника, говорил о гниении основ власти. Очень похоже на предсмертную попытку Сталина погубить Молотова, но Сталину было уже 73, Петру же всего 52 года.

А Иван Дмитриев-Мамонов был любимцем Петра вот уже 25-й год. Деловитый и храбрый, в политику он не лез настолько, что царь год назад позволил ему неслыханное — жениться на царевне Прасковье, младшей дочери давно умершего царя Ивана V, красивой, умной и обаятельной — взгляните на изумительный её портрет кисти злосчастного Ивана Никитина.

Теперь, в октябре 1724 года, она родила сына, ставшего, тем самым, вторым (после будущего Петра II) живым царевичем. Брак был морганатический, то есть без наследования прав, но царя это, как видим, не успокаивало. Тут он был даже прав — не в своей болезненной подозрительности, а в том, что при отсутствии законного наследника любой наследник становится приемлемым. Это самым трагическим образом показала до Петра I Великая Смута и после него — чехарда сомнительных цариц и царевичей.

Напомню всем известное: отец Петра II, несчастный Алексей, от прав на престол отрёкся, однако себя этим не спас, зато его сын, по сути лишённый прав отказом отца, стал императором Петром II. Почти излишне напоминать и то, что исконно бесправный сын Анны стал российским императором Петром III.

Петру I, в его аховом положении, надо бы как раз ухватиться за Дмитриева-Мамонова как за верного преемника, коего, надо полагать, Пётр для того и женил на царевне. Теперь тот выступал ещё с наследником-царевичем, то есть с надеждой спасти династию. (Кто мог знать, что и над этим малышом как бы висит проклятие Марины Мнишек[70], что он не доживёт до шести лет?)