Мысы Ледовитого напоминают

Версия цынги отпала сразу, ибо у скелетов оказались целы зубы (у мужского — все, притом идеально), зато у мужчины был перелом ноги. Поскольку после перелома крупной кости смерть в первые день-два иногда наступает от жировой эмболии (капелька жира по кровотоку попадает в мозг или в сердечный нерв), то было официально заявлено, будто Прончищев на самом деле от неё и умер.

И это, замечу, несмотря на то, что ведущий судебно-медицинский эксперт Виктор Звягин эмболию отверг — после перелома Василий прожил не меньше девяти дней, и кость начала срастаться. Причиной Звягин назвал гангрену, но без доводов, просто как антитезу эмболии. Словом, нам всё надо понимать самим.

Сняли слепки черепов, взяли химические пробы костей, но об изотопном (абсолютном) анализе их возраста сообщений нет. Отслужив пышную панихиду, закопали скелеты снова — в присутствии высокого начальства, прессы и обильного угощения. О смерти Прончищевых продолжают писать, как и прежде, торжественно и благостно, а «Северная энциклопедия» повторила даже прежнюю версию цынги (упомянув тут же и эксгумацию!). Нелепо, но так проще.

И это ещё не предел. Поскольку версия цынги отпала, Сергей Ковалёв, капитан I ранга и журналист, поведал совсем оригинальную версию: Василий, оказывается, умер просто от усталости, Татьяна — от неназванной им болезни, а

«остальных членов экипажа начала косить неведомая болезнь… немногим из них удалось вернуться в Якутск» [Ковалёв, 2011, с. 57].

В документах ничего этого нет. На самом деле в Якутск вернулась вся команда, кроме тех, кто умер вместе с Прончищевым (о чём ниже), но чего только не скажешь, чтобы не думать о правде. Попробуем её хотя бы частично выявить.

Пишут, что перелом ноги вызван ударом граненого предмета (вероятно, пешни, какой дробят лёд), но что причина смерти не перелом, а удар в грудь [Свердлов, Чуков, 2009, с. 65]. Обратили внимание и на то, что в его могиле нет пуговиц (т. е. офицер похоронен без мундира, хотя хоронившие были, по отчету Челюскина, «в амуниции»), и даже без нательного креста, что уж вовсе немыслимо.

Раскрытая могила Прончищевых.

1999 год. Крест установлен в 1986 г. экипажем ледокола «Василий Прончищев»

На сломанной ноге сохранился бинт, и он не сгнил, так как был пропитан мазью. Повязка была наложена столь искусно, что кость быстро начала срастаться. Это значит, что врач (о котором у Челюскина ни слова), действительно был, но где тогда заключение о смерти? Ведь погиб командир!

Далее, Челюскин написал в донесении, что были вынос тела, погребение, салют и поминки. А где ж панихида? Ведь на «Якуцке» был священник (см. Прилож. 5). Он что, ушёл в тундру, словно Христос в пустыню? И насовсем?

Но главное — супруги похоронены в общей могиле одновременно: скелеты лежат на общих досках в единожды выкопанной мелкой плоской яме. (А Челюскин писал, что Татьяна умерла после похорон мужа.) Лежат, как отметил эксперт, непотревоженные, то есть ограбления могилы не было. Значит, мундир и нательный крест сняты с трупа до похорон. Скелеты лежат без гробов, а Челюскин писал, что командира «свезли на берег, положивши в гроб».

Эту запись из судового журнала стоит привести целиком, она вопиюща:

«Сентября 4 дня пополудни свезли на берег бывшего лейтенанта Прончищева жену. В исходе 2-го часа лейтенанта Прончищева положили в гроб и свезли на берег» [Богданов, 2001, с. 75]; [Историч. памятники, 2002, с. 44].

То есть, для писавшего и командир, и его жена — всего лишь два тела. Разве что одно указано в гробу, но это оказалось неправдой. Выходит, что смерть жены после похорон, отмеченная в журнале далее, могла быть выдумана тоже. Когда выдумана, мы не знаем (в первом донесении Челюскина, отправленном Берингу 24 сент. 1736 г., ни о цынге, ни о жене нет ни слова [ВКЭ-2, с. 634–636]), но выдумана странно: согласно журналу, Татьяну похоронили в день смерти [Богданов, 2001, с. 75], что слишком спешно даже для старообрядцев (ее нательный крестик — старообрядческий). А у синодальных православных принято хоронить на третий день. Противоречий столько, что неизбежен вопрос —

Журнал и могила — чему верить?

Если бы судовой журнал «Якуцка» был подлинным, можно бы пытаться выяснить, насколько доброкачественны записи (что чьим почерком написано, не вписано ли про гроб позже, и многое другое), но все судовые и береговые журналы ВСЭ — копии, выполненные безвестными гардемаринами, а подлинники утрачены [Соколов, 1851, с. 196]. Нам остаётся только гадать, чего делать не хочется. Одно могу сказать определенно: после записей Прончищева все или почти все путевые записи сделаны Челюскиным либо позже, на берегу (по памяти и с учётом дальнейших событий), либо на корабле, но другим человеком.