Н 4 (СИ)

Стремительную   переброску   личности   такой   величины   из   резиденции   за   две сотни   километров   от поместья   со   всей   уверенностью  можно  назвать   красивой   и зрелищной.   Поднятые   в   воздух   вертолеты,   неспешное   движение   к   дому   и   воля,

которую   почти   невозможно   преодолеть   –   если   по   другую   сторону   нет   пятерых заинтересованных в успехе князей, которые уже считали успешное завершение дела своей личной заслугой.

Хотя люди тут же стали сомневаться в необходимости этой победы.

Шуйский старался не отсвечивать перед одним из тех, кого не способен убить.

Панкратов   нетерпеливо   ерзал,   найдя   наконец   того,   кому   на   меня   можно пожаловаться и вернуть часть потерянного, а значит не желал с ним ссориться. Даже

Давыдов   мигом   присмирел,   потому   что   Юсупов   –   хоть   и   не   гусар,   но   генерал союзного рода войск. Галицкий по-прежнему желал уехать, но идеально – вообще сегодня не приезжать.

И   только   Долгорукий   яро   встал   на   сторону   жениха,   отреагировав   на противодействие равного. Вернее, ему нужна была причина, из-за которой он мог благородно отступить - не мои интересы, а ее отсутствие заставляло его обострять тон   беседы.   Тем   более,   что   невеста   была   более,   чем   достойна   –   одаренная,   из политически независимой семьи, вдобавок богата – уже богата.

И человек, который не может врать, сказал ему то, во что он искренне верит.

Ребята, отправившиеся сватать от моего лица, заверяли, что все произошло к общему удовольствию. По их словам, Юсупов признал меня внуком, увидел Аймара и

Го,   понял,   что   зря   признал,   и   отчего-то   размяк.   Надарил   невероятно   роскошных подарков,   предложил   большое   дело   и   пустился   в   загул.   Мои   люди   покинули собрание, отработав тот максимум, который мог быть им доступен без риска для жизни. Потому что размякший Юсупов – это настолько странно, что, как написано в отчете,   даже   Шуйский   при   первой   же   возможности   решил   пересесть   поближе   к двери и окну. Тем не менее, вечер, а потом и ночь прошли на удивление спокойно…

О чем они договаривались дальше, какие вели разговоры, на какие уступки шли и что стали считать недостойными внимания компромиссами – не было никакой возможности   проконтролировать.   Большая   политика   требовала   совсем   другого уровня ресурсов и следования общим правилам, так что откровенно говоря – нам было   не   интересно.   Куда   важнее,   чтобы   утром   воскресенья   тот   же   Еремеев   не оказался в клане Юсуповых, а Ника – отправленной в женский монастырь. Но шанс на   это   был   настолько   мизерным. .   Вернее,   данное   решение   настолько   не соответствовало   характеру   Еремеева-старшего,   и   интересам   остальных присутствующих, что ему не суждено было сбыться.

Все хорошо. Главные результаты были достигнуты и зафиксированы. Ключевые точки   пройдены.   Можно   было   двигаться   дальше.   Но   я   чувствовал,   что   мне   все больше не нравится этот план. И тем самым ветром, который менял траекторию полета, становился я сам.

Первым и единственным заметил, что со мной что-то не так, мой брат. И он же повел меня еще в субботу по шумным рынкам и людным местам с запрятанными за неприметными дверями ломбардами. Официально: он искал камни с «искрой» души,

пользуясь возможностями огромного столичного рынка. Но на самом деле делал так,

что чужие разговоры выбивали своим шумом и разнообразием мой собственный внутренний   голос,   и   я   переставал   истязать   самого   себя,   выискивая,   как   сломать замысел, но при этом оставить его целым.

Невзрачные ларьки сменялись фешенебельными ювелирными салонами, но и там и там на стекло перед молодым юношей охотно выкладывали изделия из золота и   серебра,   в   обрамлении   которых   ждали   оценки   драгоценные   камни.   Двое охранников,   приодетых   по   осеннему   времени   в   кожаные   плащи,   добавляли   веса просьбам юного Федора показать товар из запасников. Я же просто присутствовал рядом, изредка доставая деньги для расчета. Иногда брат что-то покупал и делился радостью   от   находки,   а   я   автоматически   отмечал,   что   найденный   камень   мал   и малоинтересен. Крупные наверняка отсеивали для себя Жеваховы, Химшиевы или люди   Фаберже,   вольготно   чувствовавшие   себя   в   столице   под   покровительством императора. Три известнейшие семьи ювелиров-артефакторов из шести имели все возможности   вытребовать   для   себя   право   первого   покупателя   и   оперативно отслеживать   новинки:   будь   то   явленные   из-за   границы   или   сданные   в   ломбард.

Тогда-то,   чуть   отойдя   от   перегрузки,   я   порекомендовал   Федору   полулегальные базары   и  блошиные   рынки,   собирающиеся   по   выходным.  Контролировать   места,

которых   зачастую   просто   нет   на   карте,   а   торговцы   порою   продают   свою единственную вещь – никому не под силу.