Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)

Итак, Фонвизин, Княжнин, Крылов, Дельвиг, Пушкин, Лермонтов, Кольцов – вот перечень имён, введённых Чернышевским для литературных диспутов. Не обойдены и темы по фольклору, некоторые теоретические проблемы словесности, Тексты указанных сочинений неизвестны. Об их содержании можно судить лишь по официальным отзывам профессора Казанского университета Н. Н. Булича, назначенного попечителем округа постоянным рецензентом письменных работ учеников Саратовской гимназии.

В Саратов все указанные работы возвращены 23, 27, 31 марта, 4 и 28 апреля 1853 г.,[586] следовательно, Чернышевский успел до отъезда познакомиться с мнением начальства о большинстве сочинений своих воспитанников. Ещё в циркулярном письме в ноябре 1852 г. попечитель округа обратил внимание директора гимназии на несвоевременное доставление сочинений в округ, и Мейер в оправдание сослался на болезнь учителя. Чернышевский действительно не торопился отсылать работы на рецензию, чтобы, возможно, как можно дольше держать окружное начальство в неведении относительно внушаемых ученикам идей.[587] Окрик «значительного лица» не заставил себя ждать. В Саратовской гимназии «ускользает решительно из виду, – писал поддержанный попечителем учебного округа профессор Н. Н. Булич, – главное дело гимназического преподавания русской словесности – умение правильно выражаться и писать по возможности изящно на родном языке», «нужна грамматика и грамматика, практика в языке и слоге постоянная и неутомимая». Профессору нельзя отказать в проницательности. Чернышевский, действительно, главную цель преподавания словесности видел вовсе не в грамматике, не в схоластических упражнениях «красно и прилично выражаться». Чернышевский «практически знакомил учеников с классическими произведениями авторов, разбирая их влияние на общество и его развитие, и вообще способствовал к правильному уразумению духа и направления авторов в зависимости от исторических причин или событий», при этом он «умел развить охоту к чтению», учил «правильному пользованию источников».[588]

Вместо того чтобы заботиться о слоге, ученики «рассуждают, – писал профессор-рецензент, – необычайно умно и о философе Платоне, и об английском парламенте, и о Гизо, и о Пиле», «о политическом характере риторики Аристотеля и о содержании афинской жизни», делают извлечения из Гримма, ссылаются на Масуди и китайскую философию, тогда как сочинения Гримма, например, «писаны вовсе не для гимназистов; даже студентам рано их читать: они плод глубокой науки, который не всякому даётся легко» – «можно подумать, что это конференция Академии, а не литературные беседы в Саратовской гимназии». Подобная «пустая игра в великие имена чрезвычайно вредна для гимназического развития. Ученики перестанут уважать то, что уважается людьми, посвятившими себя науке». Учитель необдуманно даёт темы ученикам, «слишком превосходящие силы их», «литературные беседы с их всеобъемлющим содержанием становятся поэтому очень подозрительны».

«Вредно», «подозрительно» – вот и произнесены слова, приличествующие «значительному лицу». Остаётся сожалеть, что эта роль пришлась на долю профессора Н. Н. Булича, уже и в то время известного своими трудами в истории отечественной словесности. И без доноса Мейера казанское начальство увидело, кому доверено воспитание юношества в Саратове. Громкий окрик из учебного округа не достиг цели, поскольку в мае 1853 г. Чернышевский уехал из Саратова, но предостережение это, судя по силе его первых выражений, грозило очень скоро превратиться в карающее действие. Ссылаясь на пропуски Чернышевским занятий «по болезни», Мейер в цитированном выше отчёте 1853 г. писал о «скудности наших литературных бесед», то есть вполне соглашался с мнением своего начальства о содержании педагогической деятельности Чернышевского.

Между тем научные методы исследования, широко внедряемые Чернышевским в преподавание языка и словесности, дали благотворные результаты. Об этом можно судить по статье «О важности изучения народности вообще и в Саратовской губернии в особенности» А. Тихменева, одного из его учеников. Статья опубликована на страницах местной газеты в июле—сентябре 1853 г.[589] Характерны ссылки автора на научную литературу: сочинения В. Гумбольдта на немецком языке, «Славянская народопись» Шафарика (Прага, 1849), «Мысль об истории русского языка» И. Срезневского (СПб., 1850), публикации Ф. Буслаева в «Отечественных записках» (1852. № 11) и В. Даля в «Вестнике Географического общества» (1852, кн. 5) – источники, неоднократно упомянутые Чернышевским в его первых печатных трудах по русской филологии в 1854–1855 гг.