Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)

Из учителей наиболее близок он был с Е. И. Ломтевым и Е. А. Беловым. Характеристика взаимоотношений с Евлампием Ивановичем Ломтевым, старшим учителем истории, дана Чернышевским в письме к отцу от 12 октября 1853 г. Разговор об этом возник в связи с вопросом Гаврилы Ивановича в письме от 2 октября: «Г. Ломтев возвратился из С. П. бурга. Серёженька[601] сказывал, что он, т. е. Ломтев, и не виделся с тобою, правда ли? Разве ты в последнее время был с ним в неблизких отношениях или в неприятельских. Странно – был в С. П. бурге и не виделся с бывшим товарищем».[602] Чернышевский ответил, что это дело случая – «иначе я не объясню того, что он не был у нас. Я был с ним не в близких, но в хороших и приятельских отношениях; даже в более приятельских отношениях, нежели с другими своими товарищами» (XIV, 245).

Современники едины в своих положительных отзывах об этом человеке, отмечая его честность, мягкость, симпатичность.[603] Тепло вспоминал о нём как о «светлой личности» и «замечательном педагогическом экземпляре» Е. А. Белов.[604] В качестве протоколиста Ломтев принимал участие в литературных беседах, проводимых Чернышевским.[605] Он был на четыре года старше Чернышевского. По окончании Казанского университета со степенью кандидата (в 1845 г.) он преподавал историю сначала в Астраханской (до 1849 г.), а затем в Пензенской гимназии. В деле о его перемещении в Саратов сохранилась переписка В. А. Лубкина, занявшего место Мейера в Пензе, с саратовским директором относительно возвращения Ломтевым в Пензенскую фундаментальную библиотеку четырёх книжек. «Современника» за 1850 г., двух «Библиотеки для чтения» за тот же год и «Истории» Лоренца.[606] По этим отрывочным фактам уже можно судить о читательских интересах учителя. Сближение с Ломтевым, таким образом, вполне естественно. Тем более что он происходил из разночинцев, был беден. О последнем свидетельствует его заявление от 21 августа 1851 г. на имя Мейера с просьбою исходатайствовать у попечителя округа денежное пособие, «без которого, – писал Ломтев, – мои обстоятельства будут очень стеснительны».[607] В поисках дополнительного заработка он исполнял вакантные в 1852 г. должности надзирателей при пансионе в гимназии.[608]

Знакомство с Евгением Александровичем Беловым (1826–1895) состоялось в июле 1852 г. (дата назначения на должность – 21 июня). Первое, что бросилось в глаза Белову при встрече с Чернышевским, – его застенчивость. Молодые люди в первый же разговор «как-то незаметно и скоро» перешли от Саратовской гимназии «к общему положению просвещения в России вообще». Иронически высказавшись о коллегах, Чернышевский тут же объяснил, что живым научным интересам взяться неоткуда, так как «кругом всё мертво». В суждениях собеседника Белова поразило «стремление подойти к корню дела, обобщение, отсутствие интереса к частностям».

Благодаря воспоминаниям Белова, мы знаем, что в Саратове Чернышевский продолжал изучение Фейербаха. «С ним, – сказал он учителю географии, – необходимо познакомиться каждому современному человеку», и вызвался помочь в освоении немецкого языка. В связи с этим затрагивались вопросы религии, и Белов так передаёт слова Чернышевского: «Или верь, как указано, ибо в системе, установленной церковью, нельзя тронуть камешка, не поколебав всего здания, или совсем не верь, пройдя трудный процесс мышления».[609] Из сообщений мемуариста видно, что Чернышевский был довольно откровенен с ним, однако сам Белов не разделял столь радикально выраженных воззрений, и это сказалось на характере его воспоминаний. Вероятно, вывод, будто Белов-мемуарист стремился «обескровить революционное воздействие Чернышевского на явления тогдашней общественной жизни»,[610] отдаёт излишней категоричностью, но нельзя не признать точности, верности передачи Беловым взглядов и настроений Чернышевского в его первые послеуниверситетские годы.

Общение с Чернышевским не прошло для Белова бесследно. Впоследствии он участвовал в предпринятом Чернышевским издании «Истории восемнадцатого столетия и девятнадцатого до падения французской империи» Ф.-Х. Шлоссера, писал для «Современника», поддерживал отношения с Николаем Гавриловичем вплоть до его ареста. За связь с опальным писателем Белов в 1865 г. даже привлекался к допросу в III отделении. На его педагогической и научной деятельности, в которой сильны демократические тенденции, вероятно, всё же сказалось воздействие Чернышевского как личности, редактора передового журнала.[611] В саратовском дневнике 1853 г. Чернышевский отозвался о Белове как человеке, не имеющем «ничего блестящего, отличного – он просто человек, ограниченный человек» (I, 476). Но ученикам он нравился и остался в их памяти как «умный и образованный педагог».[612]