До приезда в Саратов Ломтева и Белова единственным человеком, с которым Чернышевский установил близкое знакомство, был Николай Иванович Костомаров (1817–1885), заочно рекомендованный Чернышевскому ещё в Петербурге профессором И. И. Срезневским. «Я нашёл в нём человека, – писал Николай Гаврилович Срезневскому 16 ноября 1851 г., – к которому не мог не привязаться», знакомство это «отнимает у меня довольно много времени, которого я, однако, не назову ни в коем случае потерянным», «я бываю у него часто» (XIV, 220).
В архивном фонде канцелярии саратовского губернатора хранится «Дело» на 77 листах: «Переписка с Министерством внутренних дел, саратовским полицмейстером и другими присутственными местами о высылке профессора Киевского университета Костомарова Н. в г. Саратов за участие в организации Украино-Славянского общества и установлении за ним надзора полиции».[613]
Костомаров прибыл в Саратов в сопровождении жандармского поручика Алпина 24 июня 1848 г. Ему инкриминировано не только участие в Украино-Славянском обществе, известном в литературе также под названием Кирилло-Мефодиевского братства (здесь развивалась деятельность и Т. Г. Шевченко), «в котором было рассуждаемо объединение славянских племён в одно государство», но и перевод с польского языка «рукописи преступного содержания». «Почитаю приятною обязанностью, – писал тогда же саратовский губернатор М. Л. Кожевников шефу корпуса жандармов графу Орлову, – принять его в особенное внимание как искренно раскаивавшегося в прежних заблуждениях» (л. 2, 4). Костомаров был определён на должность переводчика при губернском правлении (л. 7). Вскоре из Петербурга доставили формулярный список о службе бывшего адъюнкта: в 1836 г. он окончил Харьковский университет со званием действительного студента, спустя два года выдержал экзамены на степень кандидата и служил в 1842–1843 гг. исправляющим должность инспектора студентов при Харьковском университете, в 1844 получил диплом магистра и определён старшим учителем истории в Ровенскую, а с 1845 г. – в Киевскую гимназии. 19 августа 1846 г. перемещён адъюнктом по кафедре русской истории в Киевский университет (л. 15–16). Здесь же указано, что за его родителями и за ним записаны 18 душ крестьян и 500 десятин земли в Воронежской губернии Острогожского уезда слободы Юрасовки.Костомаров тяжело переносил ссылку, часто болел, но попытки получить в 1850 г. четырёхмесячный отпуск для поправления здоровья не увенчались успехом (л. 47–50). В конце декабря 1850 г., незадолго до приезда Чернышевского, Николай Иванович подал рапорт с просьбой разрешить поездку в Киев для «окончания начатого брачного союза» с Алиною Крагельскою, дочерью умершего полковника, с которой он был обручен (л. 55). Несмотря на губернаторскую приписку («Костомаров по поведению и образу мыслей замечен с отличной стороны»), III отделение отказало в просьбе: Костомаров-де «может предложить своей невесте прибыть для бракосочетания с ним в Саратов» (л. 57). Однако настойчивые хлопоты губернатора помогли, и 9 мая 1851 г. для Костомарова было заготовлено свидетельство «для свободного следования» в Киев на три месяца и «беспрепятственного совершения помеченного брака» (л. 63). Поездку в Киев жандармы разрешили только в декабре с условием обязательного полицейского наблюдения (л. 69). Поездка принесла новые разочарования: по сообщению Чернышевского, «невеста Костомарова вышла замуж» (I, 766), и он продолжал жить в Саратове один с матерью. Летом 1852 г., уже после новых хлопот, он, наконец, получил трёхмесячный отпуск для лечения в Ялте (л. 71,73), а в июле 1855 г. – «дозволение жительствовать и служить, где пожелает, кроме учёной части, с освобождением от полицейского надзора» (л. 75).
В истории с Костомаровым Чернышевский стал свидетелем глубокой жизненной драмы. «Видя свою карьеру расстроенною, видя себя оторванным от своих любимых занятий, лишившись, на время по крайней мере, цели в жизни, – писал Чернышевский И. И. Срезневскому, – Николай Иванович скучает, тоскует; он пробует заниматься; но невозможность видеть свои труды напечатанными отнимает охоту трудиться» (XIV, 220–221). Политический ссыльный, он воочию являл пример суровой расправы властей с инакомыслящими. Перед Чернышевским проходила жизнь талантливого учёного, загнанного в саратовскую глушь и лишённого возможности заниматься любимым делом. «Злоключения по содержанию его в крепостном каземате, тёмном, сыром и холодном, наполненном чужеядными насекомыми и множеством крыс, – писал современник, – сильно подействовали на его нервы и довели страдальца до галлюцинаций с раздражением лицевых мускулов; вследствие этого он произносил свою речь с передёргиванием лица и по временам затруднялся в подборе слов для выражения своей мысли. Тем не менее Костомаров здраво мыслил, усердно занимался своими историческими трудами и в то же время работал над улучшением содержательности „Ведомостей”».[614]