Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)

Тень осуждения отношений Костомарова и Пасхаловой проскальзывает и в дневнике 1853 г. Дружба Чернышевского с Ольгой Васильевой, будущей женой, кажется ему построенной на основаниях более благородных, и он писал, что никогда не мог взглянуть на свою невесту «свысока, как смотрю на Ник. Ив., как смотрю на Ан. Ник., не говоря уже о других». В выражениях нежности Костомарова или Пасхаловой немало «приторного», «отталкивающего», «такого, что неприятно» (I, 476). Пасхалову он относил к людям, «которые не любят меня, – писал Чернышевский в дневнике, – и которых я не люблю» (I, 524).

Чернышевский видел ограниченность кругозора обоих. «Из людей, стоящих на одной ступени образования, я не знаю в Саратове ни одного, которого бы я равнял с собою», – говорил он невесте, прибавляя, что ставит себя выше даже Костомарова (I, 432–433). Религиозные мнения обоих не производили на него ни малейшего действия – «я выше по ясности взгляда, я лучше их понимаю эти вещи» (I, 490).

В то же время Чернышевский отличал этих людей, глубоко уважал их. Он считал их единственными, кто способен понять его «особые отношения» к Ольге Васильевой (I, 493), им первым доверил тайну скорой женитьбы (I, 501–502), оправдывал Пасхалову перед будущей своей тёщей (I, 518), которая, конечно, не преминула присоединить голос к общему хору осуждений и сплетен. Пасхалова платила доверием и откровенностью, считая его собеседником, на которого «можно положиться более, чем на кого-нибудь» и с которым «скорее будешь высказываться, чем с кем-нибудь» (I, 524). Не принимая некоторые частные стороны характера Анны Никаноровны и некоторые из её убеждений, Чернышевский понимал главное: её стремление к свободному развитию и личному счастью, протест против домостроевщины и мещанства. «Сначала разговор никак не вязался, – записывал Чернышевский в дневнике о посещении Пасхаловой 8 марта. – Потом снова я вовлёк её в откровенность, и она стала говорить о том, что в её жизни есть гнусная сторона – что она не была ни дочерью, ни супругою, ни матерью; я опровергал эти мысли в известном роде. Когда при эпизоде о положении женщины и о том, что должно быть не так, и о том, как, должно быть, будет, она сказала: „Да будут ли эти времена?” – „Будут”, сказал я, и слёзы выступили у меня от радостной мысли о том, что будет некогда на земле» (I, 551).

Особого упоминания заслуживает фольклористическая деятельность Пасхаловой в Саратове. В 1852 г. вместе с Костомаровым она стала записывать былины и лирические песни, бытующие на Саратовщине. Некоторые тексты она напечатала в местной газете и в «Известиях Академии Наук». В стихотворении «Родное слово» она писала:

Речь родная, песнь родная,
В мире им подобных нет!
В них – отвага удалая,
Нега, грусть, укор, привет.
Что за звучность, что за сила,
Что за пламень в них живой —
В этой песне разунылой,
В этой речи рассыпной!

Пасхалова составила рукописный фольклорный сборник, в предисловии к которому сообщала о желании «собрать всё, что поётся народом», «собирая, узнать поближе самый народ».[626] Материалы сборника использовались Костомаровым в монографии о Степане Разине. В этом русле живого интереса к народной поэзии следует рассматривать и деятельность Чернышевского-педагога. Его ученики писали сочинения на фольклорные темы, 24 июня 1852 г. он сам выступил на гимназическом акте с публичной речью «О собирании памятников народной словесности» (название речи известно и в другом варианте: «О собирании образов народного языка и словесности»).[627]

Чернышевский, Костомаров, Белов, Мелантович, Пасхалова, врач С. Ф. Стефани («человек решительно порядочный» (I, 551)), Сорочинский («тоже порядочный человек» (там же)), Ломтев, может быть – вот небольшой кружок образованных людей, держащийся особняком в саратовском обществе и вызывавший косые взгляды верноподданных горожан. Не следует, конечно, преувеличивать единство кружка. Его участники были идейно разобщены, и Чернышевский чувствовал себя здесь всё же одиноко. Однако всех этих людей объединяла ненависть к крепостничеству, интерес к проблеме эмансипации женщин, к исторической и поэтической сторонам жизни простого народа. В глухом провинциальном Саратове пятидесятых годов они составляли круг людей высокообразованных, честных, искренно работавших для просвещения и желавших, каждый по-своему, социальных улучшений.