А что можно сказать о 16 % мирового населения (включая меня), которое не отождествляет себя ни с какой религией?[392] Одно время я считал, что для них почти необходимо придумать новую религию, способную прививать долгосрочные ценности, но затем, прочитав книгу Пола Хокена «Благословенное беспокойство», понял, что сотни тысяч экологических организаций по всему миру действуют как массовая децентрализованная религия поклонения божеству, которое так долго почиталось коренными народами, – Матери-Земле. Хотя это необязательно включается в их программные заявления, все они по-своему руководствуются квазирелигиозной верой в то, что всякая жизнь священна. Нет необходимости изобретать новую религию, поскольку она уже существует и является продуктом экологического активизма, возникшего в последние полвека[393]. А благодаря децентрализованной форме она даже может избежать характерного для традиционных религий стремления к власти.
Я поделился своей идеей с биологом-эволюционистом Ричардом Докинзом, возможно, самым известным в мире атеистом. «Разве поклонение некой версии Матери-Земли в век экологических катастроф не является единственной религией, которая заслуживает нашей верности?» – спросил я его. В ответ я ожидал типичной для него резкой критики подобных предложений, но был удивлен, услышав вот что:
«Мне было бы жаль, если бы Мать-Землю связали с религией: я предпочитаю приводить научные аргументы, почему мы должны что-то делать с изменением климата. Но я признаю, что существуют политические аргументы в пользу того, чтобы относиться к Земле как к богине, как к Гее, поскольку это способ воодушевить людей и побудить их защищать ее»[394].
Даже у наиболее рационально мыслящих людей, исповедующих научный подход, могут найтись причины (пусть даже вызванные логической необходимостью) для укрепления духовной связи с живой планетой и развития верований и ритуалов, которые прививают нам долгосрочные ценности, направленные на сохранение и возрождение. Неважно, поклоняемся ли мы рассвету в день солнцестояния в Стоунхендже, боремся ли за сохранение видов, находящихся под угрозой исчезновения, проводим ли кампании по озеленению пустошей или устанавливаем ветрогенераторы в море, – все это приобщает нас к идеалам хорошего предка, напоминает о необходимости смотреть на жизнь с точки зрения глубокого времени. Это побуждает нас задуматься о том наследии, которое мы оставим будущим поколениям, и направляет к трансцендентной цели – процветанию в рамках возможностей планеты.
Прошлым летом на склоне холма, расположенного примерно в 40 км к югу от моего дома в Оксфорде, я занимался кое-чем для себя не свойственным: колотил молотком по большим кускам известняка. Рядом со мной еще с десяток человек занимались тем же самым, превращая мягкие белые камни в порошок. Так мы участвовали в древнем ритуале осыпания лошади мелом, который существует уже более 1000 лет.
Речь идет об Уффингтонской белой лошади – культовом произведении минималистского искусства, выполненном в форме глубоких траншей на склоне известнякового холма в эпоху бронзового века. Силуэт скачущей лошади длиной более 100 м можно увидеть за много километров от этого места. Достоверно неизвестно, кто и зачем его сделал. По традиции, восходящей как минимум к Средневековью и существовавшей до XIX в., местные жители каждые семь лет поднимались на холм, чтобы очистить поблекшую фигуру от сорняков и заменить смытый дождями мел на новый, сохраняя, таким образом, Белую лошадь для будущих поколений. По завершении работы они спускались вниз и устраивали празднество.
Уффингтонская белая лошадь, высеченная в известняковом холме в графстве Беркшир, Англия[395]
Хотя празднества больше не проводятся, их с успехом заменило паломничество энтузиастов, которые ежегодно обновляют мел в траншеях под бдительным присмотром Национального фонда[396]. Я был там вместе с коллегами из лондонского отделения Long Now Foundation. Для нас – разношерстной команды, состоявшей из инженера-программиста, графического дизайнера, специалиста по маркетингу, экохудожника и пары ребятишек, которым представился отличный повод прогулять школу, – это был шанс испытать чувство глубокого времени. Наши мобильники были выключены, и только ритмичные удары молотков да солнце, медленно катящееся по небосводу, помогали ориентироваться во времени.