- Хороший обычай, - сказал Генка. - Если бы у нас был такой, я бы в первую очередь свой дневник выбросил.
Мы засмеялись, а потом Ирина Васильевна сказала:
- Когда я была примерно в вашем возрасте, мы жили на Васильевском острове в большущей коммунальной квартире. И почти в каждой семье были дети. Ну и, конечно, под Новый год каждая семья покупала елку и сначала оставляла ее в прихожей, у входной двери. Там иногда по девять-десять елок стояло. И как же здорово пахло этими елками в квартире! Я, бывало, из школы приду, встану в прихожей, стою и нюхаю. А теперь, когда муж елку домой приносит, я только и думаю о том, сколько после нее мусора будет.
Ирина Васильевна замолчала, а мы с Генкой сидели разинув рты и ничего не понимали. Потом она взяла со стола подсвечник и внимательно его оглядела. Огонек свечи задрожал, и все предметы в комнате будто зашевелились, задвигались.
- А колоть орехи подсвечником не стоит, - сказала Ирина Васильевна. - Посмотрите, какая вещь-то красивая. И слово хорошее: ПОД-СВЕЧНИК. Звучит, по-моему, гораздо лучше, чем, скажем, «люминесцентная лампа».
- Ясное дело, лучше, - сказал Генка, и даже в полумраке я видел, как сияла его физиономия. - И понятное к тому же: ставь, значит, его под свечу - и все дела. А то читаю в одной книжке: граф схватил канделябр и ударил незнакомца по голове. Что, думаю, за канделябр такой. Кочерга, что ли? Оказывается, обыкновенный подсвечник.
Ирина Васильевна весело засмеялась, и в этот момент хлопнула входная дверь.
- Генка! - послышался голос Николая Ивановича. - Почему такая темнотища? Света, что ли, нет?
- Пап, ты? А к нам вот Ирина Васильевна пришла, - невпопад ответил Генка и почему-то добавил: - В гости.
- Очень приятно, - сказал Николай Иванович. - Сейчас, одну минуту. Я только со светом разберусь.
Я услышал, как чиркнула спичка и через секунду послышался растерянный голос Генкиного папы:
- Но, товарищи… Тут же нет пробок?!
Наступила нехорошая пауза. А потом Николай Иванович произнес голосом, не предвещавшим ничего хорошего:
- Геннадий! Где пробки?!
Генка молчал, и я был уверен, что сейчас он, как те каторжники из романа Достоевского, дунул бы куда-нибудь подальше. А землетрясение или цунами подошло бы как нельзя кстати. Одним словом, назревал скандал.
И в этот щекотливый момент Ирина Васильевна вдруг вышла в коридор и спокойно так сказала:
- Николай Иванович, не надо. Не ищите пробки. У нас тут свечка горит. Давайте так, при свече посидим.
ПО СПИСКУ
Новый год мы с родителями ездили встречать в Москву к папиной сестре. А когда рано утром второго января возвращались домой, я еще издали увидел около нашей парадной знакомую Генкину фигуру. Фигура нетерпеливо топтала чистый, свежевыпавший снежок и хлопала замерзшими ладонями, словно аплодируя нашему появлению.
- Здорово, - сказал я небрежно и даже вроде бы сердито, потому что был страшно рад видеть Генку. Ведь мы с ним не встречались целый год! - Чего это тебе не спится, мыслитель?
- Какой там сон! - закричал Генка и замахал руками. - Некогда сейчас дрыхнуть. Дуй быстрей домой, делай там что тебе надо и живо выходи. По дороге все расскажу.
Я не стал препираться и выяснять подробности, а побежал наверх. Уж если Генка в каникулы в девять часов утра на ногах, то сопротивление бесполезно.
- Куда идем? - спросил я, когда мы шагали по улице.
- В изостудию, - деловито ответил Генка. - Будем учиться живописи.
- Все понятно. А торопимся мы потому, что к вечеру нужно закончить картину «Явление Христа народу».
- Ничего тебе не понятно, - сказал Генка и остановился. - Ну-ка, вспомни, о чем Татьяна Алексеевна на последнем уроке перед каникулами нам говорила? О призвании говорила. О том, что в каждом человеке талант сидит, говорила. Надо только суметь его найти. А как его, спрашивается, найдешь, если мы с тобой, кроме школы, уроков да шайбы с клюшкой, ничего не видим.
- Почему это ничего? - сказал я. - В первой четверти, к примеру, мы на «Щелкунчика» ходили.
- Вот именно, - сказал Генка. - А во мне, может, какой-нибудь Семенов-Тян-Шанский сидит. Или братья Райт.
- Так сразу вдвоем и сидят?
- Что значит «вдвоем»?
- Ну, братьев, их же двое было.
- Да ну тебя! - отмахнулся Генка. - В общем, ты как хочешь, а я свои таланты зарывать в землю не намерен.
- Ладно, ладно, успокойся. Никто тебя не заставляет таланты зарывать. Да и земля сейчас мерзлая, не очень-то покопаешь. Но имеется вопрос: а почему, собственно, ты в кружок рисования записался? Может, в тебе, к примеру, Шуберт сидит? Или Мичурин? А ты, вместо того чтобы сочинять фуги и кантаты или морковку с виноградом скрещивать, будешь из папье-маше груши срисовывать.
- Наконец-то твоя голова начинает соображать, - снисходительно ответил Генка и торжественно извлек из кармана какую-то бумажку.
- Это чего еще? Список талантов? - спросил я.