На арене со львами

Она еще ближе к нему придвинулась, голос ее зазвучал еще невнятнее. Морган со стыдом поймал себя на том, что напрягает слух, и снова закрыл глаза, словно это притворство смягчало его вину.

— Но ведь вы и не можете быть ничьим человеком. Я вам сейчас скажу кое-что, чего вы, наверно, не знаете, вижу, что вы еще этого не сознаете.— Морган открыл глаза и увидел, как Мэтт повернул к ней голову. — В определенном смысле это Хант будет нашим человеком, если вы, конечно, останетесь. Ведь я его так хорошо знаю, Мэтт. Вот вы говорите, он замечательный. Но он бывает и самолюбивым, и глупым. Забрал же он себе в голову столь дикую романтическую чушь, что будто бы он должен исправить зло, искупить вину отца. Добром это для него не кончится, сами знаете. У него, конечно, бездна обаяния, и он этим пользуется. Он бывает похож на ребенка, который играет в великого человека. А вы можете управлять им, Мэтт, можете влиять на него, воздействовать, и он будет в каком-то смысле вашим созданием.

— Но я не хочу.

— Ну, хорошо, если вам мало этого, мало, что вы сможете сделать в жизни то, что хотите, воздействуя на него, потому что без вас он никогда не станет тем, чем может стать… тогда вот еще что, Мэтт, вы нужны мне. Я не могу вас отпустить.

— О вас-то я все время и думаю! — Мэтта вдруг словно прорвало.— Вы у меня на совести, вы — во всем, что вокруг меня.— Голос его, горестпый и страстный, задрожал.— Но ведь и вы тоже — его.

После этого наступило молчание, и Морган уже подумал было, что, должно быть, они отсели друг от друга. Он открыл глаза, готовый, если нужпо, сразу встать и показать, что он проснулся. Но не успел: в полутьме голова Кэти откачнулась от головы Мэтта. Как электрический разряд в паху, Моргана пронзило сознание, что она только что прижималась лицом к лицу Мэтта. Эта маленькая улика близости оказала на него сильнейшее действие, и желание, безудержное, жадное, застучало у него в жилах, будто это к нему прикасались минуту назад ее ласкающие руки, ее голова, будто это его кожа трепетала под ее легким дыханием.

— Бедный Мэтт,— прошептала она.— Бедный, милый, честный Мэтт.

— Честный,— повторил он со стыдом.— Кэти… не надо…

Готово, он пропал, думал Морган, опьяненный возбуждением. Попался в западню.

— Нет, нет…— Что-то быстрое, мимолетное коснулось щеки Мэтта, исчезло.— Не буду больше. Я ведь о другом.

— А я об этом. Вот почему я должен уехать. Это — главная причина.

— Нет, нет, вы не можете уехать, если мое желание для вас хоть что-то значит. Я сказала, что вы нужны мне, но не для того, о чем вы думаете. Мне нужно, чтобы вы помогли Ханту добиться цели, раз уж она перед ним стоит. Чтобы вы сняли эту обязанность с меня.

— Но почему же? Разве вам…

— Потому что это не мое дело,— сказала Кэти.— Я ведь не просила его, дурня, становиться великим человеком.

Вот о чем вспоминал Морган, сидя в то утро в сенатском буфете с подлой статейкой Мертл Белл под мышкой и не особенно прислушиваясь к тому, что втолковывал ему Мэтт Грант о злодеяниях калифорнийских скотопромышленников, и флоридских садоводов, и фермеров Лонг-Айленда, и всех остальных, кто эксплуатирует сезонных рабочих. Всегда кто-нибудь кого-нибудь да эксплуатирует, думал Морган, так что пошли они все… Он сидел и старался решить, насколько тот жар, с каким Мэтт говорил о Ханте Андерсоне, шел от души, а насколько — от неосознанной потребности оправдать свое поведение.

— Это один из тех случаев, когда политика и бизнес так переплетаются, что невозможно разобрать, где начала, где концы.— Мэтт оглянулся и, наклонившись к Моргану, понизил голос.— Ханту даже удалось через бывшую секретаршу напасть на один след, который как будто может в конечном счете привести к Полю Хинмену.

Кажется, эти сезонные рабочие — вопрос, гораздо более интересный, чем Моргану только что представлялось.

— То есть Хант Андерсон вынюхивает следы вокруг Хинмена?

Мэтт словно спохватился, что разговаривает с газетчиком, и виновато потупился.

— Да это так, только предположение, ничего определенного, а Хант разберется, может, и вообще еще ничего нет.

Хинмен был тогда губернатором их штата, пост не из последних; более того, поскольку старик в Белом доме не мог сам себе наследовать и не делал серьезных попыток выбрать или выдвинуть подходящего преемника — пусть себе псы дерутся за кость, говорил он; не слишком изящно, зато метко,— Хинмен как губернатор штата становился вторым человеком в своей партии. он уже предпринял в этом направлении кое-какие подготовительные действия — за ним, например, послушным стадом шла университетская профессура, верный залог успеха,— и еженедельно с клюшкой для гольфа в руках выступал по телевидению в программах «Воскресные интервью», которые были тогда внове и пользовались успехом. Поэтому все говорили, что Поль Хинмен держится, будто он уже президент.