На астраханском направлении. Хулхута – неизвестный участок Сталинградской битвы

Начштаба Калмыцкого кавкорпуса вермахта Д. Арбаков, избежавший репатриации и после войны осевший в США, так описывал это время: «В течение семи тяжелых боевых дней командование 51‑й армии Южного фронта не оказывало помощи ОККД ни одним танком, ни одним самолетом. Мы были обречены на гибель. Плюс выгон скота из республики, голод родителей никак не настраивал солдат вести героическую борьбу. Тысяча бойцов вернулась в республику. В июле-августе скот из Ставрополья, Краснодарского края, Ростовской области уже стали выгонять за Волгу. Вернувшиеся солдаты 110‑й начали отбирать этот скот и кормить семьи. Там и тут возникли до ста различных группировок из 15–20 человек, которые отбирали скот соседних областей и кормили народ. Советы их назвали бандитами. К приходу немцев уже существовали кавалерийские отряды – кормильцы народа»²⁵¹.

С этими отрядами курсантам 1‑го АВПУ пришлось сражаться уже в начале августа. Михаил Семигласов, назначенный командиром отделения 1‑го сводного полка, принял свой первый бой в боевом охранении у курортного местечка Тинаки: «За спиной в 400–500 метрах невооруженный полк, штаб дивизии. Отделение не успело сменить капризные винтовки-полуавтоматы, СВП, но всем было выдано по 5 патронов, а на ручной пулемет два заряженных диска. Перед рассветом часовой курсант Бракоренко сделал выстрел, затвор винтовки заело. Я спал рядом с пулеметом. Вскочил. Он говорит: “Ползут!” Не верилось, что надо вести бой. Но я моментально поставил на пулемет диск и открыл огонь. Куда – в темноте не вижу. Даю отдельную команду: “К бою! Огонь!” Сам в считанные секунды выпустил весь диск. Ставлю второй, последний. Бью короткими очередями, как учили. Когда начался рассвет, вблизи окопов обнаружили убитых. Все оказались бандитами, к нашему счастью, не из регулярных войск»²⁵².

И далее, вновь Арбаков: «Калмыцкая республика своими силами строила шоссейную дорогу Элиста – Дивное протяженностью почти в 100 км, и вся республика выставила своих рабочих и транспорт, техники не было никакой. Это тоже подорвало экономику республики. К осени 1940 г. половина урожая не была собрана, и скот остался без корма. Мало того, осенью 1941 калмыков направили на Дон, чтобы они приняли участие в строительстве оборонительной системы Дона. Это был напрасный труд, так как левый берег Дона – луговой, супесчано-глинистый. Сегодня вынешь песок, а на завтра – провалы. Взрослое население примерно три месяца продолжало эти работы. Мало того, Москва силами калмыков решила построить новую стратегическую железную дорогу Кизляр – Астрахань, 150 км по калмыцкой территории. И опять население своими примитивными силами строило эту дорогу. Мало того, по государственным поставкам забирали кожу, мясо, шерсть. Зная это, Ока Городовиков не должен был выдвигать идею организации двух калмыцких дивизий. Теперь нам ясно, что это была великодержавная политика Советского правительства. Но это стало понятно только после трагедии 1943 г.».

Тема скота, затронутая Арбаковым, в скотоводческой Калмыкии была ключевой. Иных источников существования у населения не было. 29 июля 1941 года Совнарком Калмыкии принял первое из последующей серии решений об эвакуации всего скота – 1,45 млн голов – за Волгу. Реально удалось переправить лишь 557 тыс. голов, еще 90 тыс. было забито или передано военным, 62 тыс. голов пали по дороге. 670 тыс. голов осталось на оккупированной территории²⁵³. Эвакуация была совершенно не организована, отсутствовал надлежащий учет, не было кормов, маршруты передвижения были слабо продуманы, что вело к большому падежу и злоупотреблениям.

Типичное калмыцкое поселение

Не удивительно, что «почти все калмыцкое население не хотело эвакуироваться вглубь страны и зачастую способствовало бандитам в срыве перегона скота за Волгу», как отмечал в докладной записке секретарь по кадрам Калмыцкого обкома партии П. Касаткин²⁵⁴.

К каждому конвою со скотом было представлено всего три вооруженных красноармейца и нападения на такие слабые группы очень быстро распространились по всей степи.

«Под немцами народ разобрал себе все колхозное имущество, – вспоминал житель Сальска, позднее сбежавший на Запад, – все хорошо помнили, кому что принадлежало до коллективизации. Поэтому теперь каждый забрал себе обратно свое имущество. Но даже бедняки, у которых раньше ничего не было, кое-что получили. Землю мы поделили поровну по числу душ: на каждого вышло по 15 гектаров. Запасы зерна мы тоже поделили между крестьянами»²⁵⁵.