Особый запах, принадлежавший только этому городу, ни с чем невозможно было спутать, и я с благодарностью ловила каждое дуновение, доносившее до меня мягкий и очаровывающий привкус старого Стамбула.
Добравшись до третьего этажа, я обнаружила, что дверь в одну из квартир открыта, и проскользнула в нее. Пустые комнаты ввели в небольшое замешательство: надеюсь, я ничего не перепутала? Русская речь на балконе меня успокоила, и я принялась рассматривать невероятные росписи на потолке и цветочные барельефы на стенах. Половица скрипнула, и с балкона выглянула голова мужчины средних лет. Он быстро окинул меня взглядом и кивком дал понять, чтобы я ждала. Через минуту девушка с ярко-красной помадой на слишком больших губах (в первой половине дня броский макияж выглядел вульгарно) появилась в том же балконном проеме и, проходя мимо, буркнула:
– Проходите.
Я быстро засеменила к окну, перетекавшему в длинную узкую террасу, что выходила на ту самую Истикляль. Правда, с этой высоты улица выглядела иначе: верхние этажи зданий, которые так сложно было разглядеть снизу, представали во всем великолепии художественного гения архитекторов и скульпторов, работавших над этими каменными исполинами.
– Лепота, – произнес тот же мужчина средних лет, напомнив киногероя Ивана Васильевича, который менял профессию. Тот же клинок бороды, те же глубоко посаженные глаза и, главное, странный акцент…
Вокруг не было никаких атрибутов маникюрного салона, так что я начала сомневаться и потянулась за телефоном, чтобы позвонить Юле, но незнакомец меня оборвал весьма странным вопросом:
– Какой у вас репертуар?
– У меня? Ну…
Я бы многое отдала, чтобы узнать, о каком репертуаре шла речь и ответить как полагается. Я запнулась, используя время для того, чтобы получше рассмотреть странного человека. Он выглядел безупречно, одет был, пожалуй, немного вычурно, но это не сильно бросалось в глаза. Винтажный налет добавлял нотку привлекательности, поэтому я с удовольствием разглядывала детали его изысканного вельветового пиджака баклажанового цвета и изумрудные брюки в тончайшую полоску. Он снова странно посмотрел на меня и возмущенно спросил:
– Вы не певица, так ведь?
Я смешно замотала головой, вытягивая вперед руки. Как же называется то, зачем я сюда шла? В минуты волнения моя память отключалась, и я начинала мямлить что-то несуразное.
– Что с вашими руками? – И он достал из кармана очки, чтобы рассмотреть их повнимательней, но я вовремя отдернула, спрятав нуждавшиеся в обработке ногти.
– Я не певица, – наконец выдавила я из себя. – Простите, видимо, произошла ошибка, но я очень рада, что вы говорите по-русски… Это такая редкость…
– Что редкость, милочка? Русские на Гранд-рю-де-Пера редкость? Ты, видно, не местная…
Я закачала головой, подтверждая его догадку, а он театрально устремил свой взгляд вдаль, как будто задумался о чем-то очень важном. Наконец он взял себя в руки, вытянулся в струнку и, смешно чеканя слова, произнес, глядя в пол:
– Имею честь представиться. Плещеев. Из дворянского рода. Из белоэмигрантской волны.
Раскрыв рот, я смотрела на этого взрослого человека, который откровенно разыгрывал меня с самым что ни на есть серьезным видом. Я учтиво улыбнулась и представилась, протягивая ему руку:
– Мы здесь недавно. С дипломатической миссией, – произнесла я очень странно, так что сама удивилась чопорности своей интонации.
– Очень рад, – не унимался обворожительный Плещеев, предлагая мне локоть и выводя в просторный зал, который я недавно рассматривала с искренним восторгом.
– Бальная зала графини. – И он медленно обвел рукой все помещение, как будто я могла его не заметить. – Фрески на потолке создавались самим Николаем Калмыковым. Его здесь назвали Наджи Калмыкоглу. Чувствуете подражание Византии? – И я быстро закивала головой. Сине-желтые цветочные орнаменты отдаленно напомнили росписи в Святой Софии, но я промолчала об этом, так как мой новый знакомый дворянин продолжал проникновенный экскурс.
– На этом паркете танцевала сама Лидия Арзуманова. Слышали ведь про нее? – И он, в надежде услышать утвердительный ответ, слегка отошел, но я всего лишь грустно покачала головой. – Она же Лейла Арзуман. Это-то имя наверняка слыхали?!
– А это имя мне, кажется, знакомо, – спешно соврала я и тут же покраснела.