На берегах Босфора. Стамбул в рецептах, историях и криках чаек

Я с восторгом смотрела на гигантские корабли, входившие в спокойные воды Босфора со стороны Черного моря: как исполины, они медленно разрезали высокими носами ледяную воду и протяжно мычали – тоскливо и одиноко. Парочки заносчивых чаек кружили над нашими головами.

– Прочь пойдите! – крикнул им добродушный капитан и протянул нам два стакана с ароматным напитком. – Выпейте, вам сразу станет теплее.

Я прижалась губами к горячему стеклу, и дурманящий запах распаренной корицы закружил мне голову. Дип стоял рядом, потягивал мягкий салеп и смотрел вдаль. Он, как всегда, был немногословен, но в этом был он весь.

– Ты мог бы мне изменить? – спросила я его.

Он медленно покачал головой.

– Мне кажется, нет. А ты?

– А я да. – И нежно поцеловала его горячими от салепа губами.

В тот вечер я осознала, что часть моего сердца теперь принадлежала другому. Он будил меня по утрам криком голодных чаек; дарил пряные поцелуи терпким кофе; целовал ноги шелком ковров в уютных мечетях; умывал брызгами волн на скалистом ложе берегов, где я все чаще укрывалась от навязчивого шума несмолкающих дорог. Он ревновал меня к аэропортам, которые уносили прочь от него, но я каждый раз возвращалась в его нежные объятия. Стамбул полюбил меня страстно, а я его навсегда, сделав своим тайным любовником, который бережно хранил нашу тайну и никогда не требовал большего, чем мы уже имели.

7 жизней и одна из них в Стамбуле. Кошки

16 января 2020 г.

Январские дожди и резиновые сапоги. – Старинная буржуйка и медный чайник. – Чечевичное таинство на моей кухне. – О магическом и всесильном слове «kedi». – Божья благодать в виде уличной кошки. – Ночное барабанное шествие. – Новый навык безусловной любви.

Я полюбила просыпаться в громкоголосом Стамбуле, но еще больше мне нравилось наблюдать за его быстрыми закатами. Стоило лишь солнцу заскользить по покатому куполу неба в сторону горизонта, как густой мрак тут же обволакивал отсыревшие постройки. Январские дожди в этом городе не редкость: они моросят по утрам, запугивая и заставляя поеживаться выходящих из тусклых парадных прохожих; они набираются сил к обеду и обливают щедрым потоком спешащих в ближайшую локанту за горячей чечевичной похлебкой. А по ночам дожди превращаются в беспощадные ливни, которые загоняют самодовольных кошек под дырявые кровли трущоб и отсыревшие подвалы, кишащие прожорливыми крысами.

Я наконец-то достала высокие резиновые сапоги Joules, купленные когда-то в не менее дождливом Лондоне, и, укрывшись огромным зонтом, широкими шагами отмеряла километровые расстояния. Где-то высоко случались редкие громовые раскаты, и, боясь их, как в детстве, я вжимала голову в плечи и брела в сторону древнего греческого кладбища в Шишли, которое действовало на меня завораживающе.

Во время таких прогулок обычно легко думалось: пропитанный озоном воздух напоминал далекое детство. Так пахло выстиранное белье, что подолгу сушилось на улице; так пахли мамины волосы, если ей приходилось долго стоять на остановке в ожидании заветного автобуса № 95. Прошло столько лет, но если я случайно вдруг вижу две эти цифры, то непременно вспоминаю куст сирени, что рос на старой остановке моего детства: его листики я нещадно обрывала на билетики для несуществующих пассажиров заветного маршрута.

Разноцветные кошки поджимали мокрые хвосты и хмурыми взглядами и недовольным рычанием провожали мои броские сапоги с изображениями собак. Я с укором грозила им пальцем и тут же прятала руку обратно. В кармане завибрировал телефон. Сообщение от Дипа: «Если ты где-то рядом, идем в наше место» – и я спешно зашагала в сторону небольшой локанты, в которой нас всегда ждал крохотный столик в тесном углу у окна.

Едва я зашла в этот маленький ресторанчик, как меня тут же обдало влажным теплом, исходившим от мокрой одежды обедавших. Они быстро сменяли друг друга за столиками, так что все было похоже на бешеную карусель. Официант Ибрагим, завидев меня, громко крикнул:

– Abla, burdayım![92] – и тут же кинулся протирать стол, за которым мы частенько обедали с Дипом. Несколько студентов только что закончили пить кофе и натягивали все еще мокрые куртки поверх коротких худи, едва скрывавших голые животы. Меня передернуло и обдало мурашками от этого зрелища: юность всегда и везде была чрезмерно оголенной…

Дип влетел в локанту так резво, будто за ним гналась стая голодных кошек. Он походил на воробья, искупавшегося в весенней луже: насквозь мокрый, но абсолютно довольный. Отряхиваясь, он рассыпал брызги в разные стороны, так что мне пришлось поскорей усадить его за стол, пока он не распугал всю публику.