На берегах Голубой Лагуны. Константин Кузьминский и его Антология. Сборник исследований и материалов

Доказать же это людям, предпочитающим истеблишмент, попросту невозможно. Дело не в том, что наше искусство «лучше», оно просто другое. Как «другим» было искусство Цветаевой по сравнению, скажем, с Некрасовым. Но наше искусство «не существует» вовне, в чем и проигрывает по сравнению с искусством существующим. Мне говорят (тот же Леня Чертков): где это ты насчитал 100 поэтов? Да его же и насчитал, поскольку о его существовании, кроме него, знаю только я. Ну еще 2–3 человека. Когда я читал «Письма о русской поэзии» Гумилева, почти о каждом поэте, им упомянутом, мне приходилось справляться по каталогам, поскольку ни один не дошел до нашего времени, а они же – были! А недавно мне попалась книжка «Литературные салоны пушкинской эпохи»[184], так там на вечерах читались и обсуждались наряду с неведомым тогда Пушкиным поэты и вовсе уж неведомые! Но никто не отрицает их существование! Однажды профессор Джексон спросил меня, указывая на этажерку с рукописями, что это у меня за поэты. Я ему ответил: «Если на минуту представить, что Бродский (Вам известный) – это Пушкин, то это – поэты пушкинской эпохи: Боратынский, Языков, Батюшков, Дельвиг, Давыдов, Вяземский – Вас устраивает?» Его это не устраивало. Кто такой Бродский, он знал, а кто такой Кузьминский, ему пришлось доказывать. Правда, после чтения он сказал, что мои стихи ему понравились больше, чем Бродского, но вряд ли он решится повторить это, допустим, в статье. Вы знаете Бродского достаточно давно. Я еще дольше. Действительно, самый большой поэт. Но не единственный. Как и Пушкин не был им. А Иосиф уж не Пушкин. А как же Стас Красовицкий? А Еремин? А еще человек 20–30? Они тоже не существуют? Я не люблю Соснору за его неряшество и безграмотность, но он же есть! А Глебушка? Пусть он и написал 85 процентов дерьма (я прикинул, это так), но поэт-то есть, и какой! Я никогда не напишу таких плохих стихов, как Глеб, но и таких хороших – тоже.

Доказывать всё это в России было, ей-богу, проще, чем на Западе. Там нам верили. Верили в Леню Аронзона (а какой поэт был!), верили в Гену Алексеева (а ему уже 42, две-три публикации в «Просторе»), он мне не близок, но замечательный поэт, умница, дидактик (чего не терплю). Анри, я там убеждал всех против местничества, ставя единственным критерием качество. Положение «гении и графоманы в одной куче» характерно для России, но так ли уж трудно отделить одних от других? Здесь же предпочитаются гении политические, даже если они не гении. Даже если все мои идеи на тему альманаха и последующих изданий – утопия, стоит рыпаться, потому как Россия – большой лежачий камень, и если не отсюда, то откуда вода потечет? Желательно, чтоб она была чистая, но даже плавающий в ней Бетаки вряд ли чего изменит, не говоря о том, что переводчик он толковый, а если будем его помещать, я на это и упру. Поскольку статью буду писать сам. Миша всё больше проникается сознанием, что я ему в помощь, без которой ему не обойтись, и слава Богу! Эстетическую (художественную) сторону я ему доверяю полностью, он же мне фактологическую. Единственное, настою, чтобы баб не брать. Только Вику Ровнер, у нее толковые статьи и пара изящных стихов. Миша купил машинку с типографским шрифтом за 6000 франков, на ней и будем делать макет. Если что и не войдет из материала, важнее зафиксировать имя. Как быть с Вашим портретом? Почти у всех они будут, а Вас хотелось бы с хамелеоном и со всеми детишками (жалко, Эрика в Риме, мы тут с ней очень общались, умничка и создание). При бороде Вы сейчас или нет? Мне и самому хотелось бы иметь Ваш портрет из соображений сентиментальных.

Увидимся ли мы когда? Я в Израиль не хочу, там арабы, палестинцы и прочие сионисты. Я же человек мирный, и ежели кого хочу стрелять, так только курдов, по причине курдюков, да и то не уверен. Надеюсь в декабре быть уже в Париже, но как Бог положит. Поэтому пишите прямо на адрес Шемякина, он мне отдает мансарду, будем делать альманах. Если не переругаемся. Если переругаемся, тоже будем делать, поскольку художники уже напечатаны. Обнимаю Вас и Ваших – ККК.

26а. С. Монасу 21 ноября 1975 года

Всё еще Вена,

Какенгассе (голодное и неотапливаемое) 20–21,

ноября (который «уж наступил») 21-е

Сидней, дорогой,