На берегу Красного моря

III

Я проснулся отъ страшнаго жара, весь въ поту, съ болью въ голов, нагртой даже косвенно падающими лучами утренняго солнца. Нсколько глотковъ свжей воды изъ невдомаго источника и умываніе освжили меня настолько, что я сталъ подумывать о выступленіи въ путь. Рашидъ и Ахмедъ видимо также торопились раздлаться съ гостепріимными арабами и поскоре перевалить за хребетъ, чтобы спуститься къ самому берегу Краснаго моря. Только Юза, казалось, хотлъ подоле остаться и поболтать съ разговорчивыми шейхами, съ которыми онъ бесдовалъ еще въ моментъ моего пробужденія. Посовтовавшись съ обоими тлохранителями, я приказалъ Юз благодарить шейховъ и племя за гостепріимство и предложить имъ небольшой посильный подарокъ, а кавасамъ веллъ начать сборы. Верблюды, боле привыкшіе къ голосу Юзы, плохо слушались Рашида и Ахмеда, которые въ свою очередь, желая показать, что и они могутъ быть верблюдовожатыми не хуже Юзы, хлопотали изо всхъ силъ то съ верблюдами, то съ багажемъ; нсколько арабовъ помогали имъ усердно. Я же наблюдалъ и за ходомъ переговоровъ Юзи съ шейхами, нсколько затянувшихся, и за нагрузкою верблюдовъ; бросая взгляды то на шейховъ, то на свой багажъ, я замтилъ, что одинъ изъ арабовъ, помогавшихъ Рашиду навьючивать корзины съ антропологическимъ матеріаломъ, который я везъ изъ-подъ Синая, полюбопытствовалъ взглянуть на ихъ содержимое и приподнялъ крышку одной изъ нихъ. Изъ туго набитой костями корзины тотчасъ же выпалъ одинъ черепъ къ ногамъ любопытнаго, который отъ страху выронилъ всю корзину и разсыпалъ ея содержимое. Суеврный и трусливый арабъ даже попятился, увидвъ боле десятка человческихъ череповъ. Его примру послдовали другіе; даже у Рашида и Ахмеда не хватило смлости собрать разсыпавшіеся черепа и сложить ихъ опять въ корзину; мн пришлось сдлать это самому. Разсыпка череповъ имла и другое важное значеніе. Едва старый шейхъ замтилъ, что одинъ изъ череповъ подкатился въ самымъ его ногамъ, какъ вскочилъ, словно ужаленный, и вс переговоры были кончены. Юза передалъ мн, что шейхи просили въ подарокъ по ружью или по револьверу; на чемъ долго и стояли, пока подкатившійся черепъ окончательно не смутилъ ихъ и не уврилъ въ моемъ сверхъестественномъ могуществ, что старался доказать Юза, убждая шейховъ не требовать у могучаго московскаго паши того, чего онъ имъ самъ не предлагаетъ. Когда дипломатическія затрудненія были кончены неожиданнымъ образомъ, насъ ничто не задерживало, и Юза быстро снарядилъ въ путь нашъ маленькій караванъ. Я подошелъ благодарить шейховъ еще разъ и приказалъ Юз передать имъ мою благодарность въ самыхъ изысканныхъ выраженіяхъ. Шейхи отвчали очень любезно, прося только оставить имъ на память отъ московскаго паши, хотя то маленькое страшное оружіе, которое я ношу на пояс. Я едва не разсмялся при этой просьб, такъ какъ страшное оружіе было не что иное какъ акушерскій циркуль, который я употреблялъ для краніометрическихъ измреній, и о которомъ Юза усплъ наговорить много ужаснаго, когда склонялъ шейховъ не раздражать московскаго паши неумстными требованіями. При помощи Юзы, я отвтилъ, что подарить этого оружія не могу никому, потому что безъ него я не могу перейти пустыню. Удивленію арабовъ не было границъ, и они съ благоговйнымъ ужасомъ разсматривали страшное оружіе, висвшее у меня на пояс вмст съ револьверомъ и ятаганомъ. Посл этой выходки, начались обыкновенныя восточныя утонченныя вжливости, прощанія, пожеланія и т. п., пока я, понукнувъ своего верблюда, не прекратилъ комедіи, разыгрываемой съ одной стороны почтенными шейхами, а съ другой моими людьми.