На берегу Красного моря

Караванъ нашъ тронулся, Ахмедъ по прежнему впереди всхъ; старые шейхи провожали насъ прикладываніемъ рукъ во лбу и груди по восточному обычаю, а десятка два молодыхъ арабовъ сопровождало насъ до входа въ дикое ущелье, съ котораго начался подъемъ въ гору. Верблюды едва ступали по узкой горной троп, заваленной огромными камнями, порой лежавшими поперегъ дороги; даже шага верблюда было недостаточно, чтобы перешагнуть ихъ; бдныя животныя тщательно обходили препятствія, буквально цпляясь ногами объ упоры, отчего балансированіе наше на верблюдахъ достигло самой высокой степени. Еще съ утра у меня болла голова подъ неотразимыми жгучими лучами солнца, отъ которыхъ не защищали ни густонамотанная вокругъ головы шаль, ни соломенная шляпа съ широчайшими полями, покрытая поверху еще платкомъ; теперь она заломила до того сильно, что я едва сидлъ на верблюд. Тошнота, тяжесть въ груди и безпрестанные толчки, скоро сдлали мое положеніе поистин страдальческимъ. Несмотря на то, что мы шли по горной тропинк, и съ обихъ сторонъ возвышались каменныя стны въ тысячу и боле футовъ вышиною, он не только не давали ни малйшей тни, но отражая отъ себя палящіе лучи полуденнаго солнца, какъ отъ раскаленной печи, только усиливали крайность нашего положенія. Блуждающимъ взоромъ я окинулъ своихъ спутниковъ, они, повидимому, несмотря на привычку, также страдали не мало; Рашидъ и Юза потеряли свои гордыя и ршительныя физіономіи и хали, понуривъ головы; одинъ Ахмедъ, нашъ вожатый, крпился. Балансированіе на верблюд на многихъ, садящихся въ первый разъ на горбъ корабля пустыни, производитъ въ первое же время впечатлніе морской качки и очень часто влечетъ припадки, похожіе на страданіе морскою болзнью. По вызд моемъ изъ Суэца цлый день я чувствовалъ приступы тошноты и головной боли; но съ тхъ поръ я уже дв недли находился въ пустын на верблюд и усплъ свыкнуться съ качкою. Но сегодня условія были такъ исключительны, качка была такъ утомительна, а физическія силы такъ ослабли отъ зноя, что я почувствовалъ снова уже знакомые приступы. Подъ угнетающимъ вліяніемъ всхъ этихъ условій, не видя конца сегодняшнему страданію, я потерялъ присутствіе духа, а съ нимъ и физическую твердость. Какъ и вчера, я впалъ въ то же сонное, почти безчувственное состояніе, въ которомъ для человка нтъ ничего поражающаго его чувства; онъ длается похожимъ на автомата… Но вчера я еще могъ мыслить, хотя немножко, и понимать кое-что изъ происходящаго, зато сегодня мн казалось, что у меня за черепною покрышкою налито было теплое масло, которое при каждомъ толчк ударяло то въ орбиты, то въ основаніе черепа. Это чувствованіе внутреннихъ ударовъ внутри головы было убійственно, и я былъ въ тяжеломъ, подавляющемъ самое дыханіе, кошмар. Неотвязчивыя глупыя идеи, преслдовавшія меня съ утра, при дальнйшемъ прилив крови въ голов, начали смняться чмъ-то неопредленнымъ, безконечнымъ, ярко-блистающимъ… Это было впечатлніе, производимое притокомъ крови къ мозгу, то неопредленное, невыразимое и подавляющее своею напряженностью ощущеніе, которое чувствуетъ человкъ, теряющій сознаніе… Что-то безконечное пурпурово-красное, переходящее въ голубовато-зеленый съ золотистыми искорками и быстро смнявшееся черною бездною, представлялось моимъ очамъ, созидалось моею мыслью, не работавшей уже правильно въ гиперемированномъ мозгу… Что было за тмъ, не знаю, но когда я очнулся и открылъ глаза, въ лицо мн пахнуло свжимъ втеркомъ, а караванъ спускался по довольно отлогому спуску.

— Эффенди былъ боленъ, — произнесъ Юза, хавшій позади меня, — и спалъ, а мы перешли торы Назба и сейчасъ увидимъ Красное море.

Тутъ только я понялъ, что со мною было; меня поразилъ легкій солнечный ударъ, отъ котораго я самъ оправился, едва пахнула струйка свжаго воздуха, когда мы начали спускаться. Мои арабы замтили мое положеніе, но привыкнувъ, вроятно, къ подобнаго рода случаямъ, не обратили должнаго вниманія, даже не полили лица бурдою, сохранявшеюся у васъ въ бурдюкахъ, не смотря на то, что, засыпая такимъ образомъ, можно перейти въ вчное успокоеніе. Я объяснилъ это арабамъ и веллъ имъ наблюдать за мною и, если случится что подобное снова, немедленно подать помощь, правила которой я имъ и сообщилъ. Удивительное вліяніе иметъ одна близость моря не только на человка, но и на животныхъ: даже верблюды, едва ступавшіе на подъем, несмотря на свои окровавленныя ноги, пошли быстре, когда на встрчу намъ подулъ свженькій втерокъ съ моря. Да и я, бывшій уже близко къ смерти съ полчаса тому назадъ, быстро оправился, какъ только удушливая атмосфера горныхъ ущелій смнилась свжимъ, слегка овлаженнымъ, воздухомъ, который несся съ восточнаго берега Синайскаго полуострова.