На берегу Красного моря

Я приготовился уже сойти внизъ по той же троп, которою и поднялся, какъ передъ глазами моими промелькнули рзкія очертанія синайскихъ надписей, высченныя на стн, запиравшей обратный путъ. Невольно, мой взглядъ остановился на этихъ таинственныхъ письменахъ, для которыхъ еще не нашлось Шампольона. Кто не слыхалъ объ этихъ надписяхъ, тотъ не можетъ себ и представить, какое ощущеніе объемлетъ человка, стоящаго лицомъ къ лицу съ непонятными іероглифами, выражающими мысли и слова давно исчезнувшихъ людей. Синайскія надписи я встрчалъ уже не въ первый разъ; ихъ видлъ я много въ своемъ путешествіи къ Синаю; вс дороги къ монастырю, особенно западныя, на своихъ скалахъ носятъ изсченные таинственные знаки, буквы и іероглифы, въ значеніе которыхъ напрасно пытались проникнуть Линанъ, Нибуръ, Робинзонъ и др. Особенно много ихъ въ долин Феране и Моккатеба; послдняя уади даже носитъ названіе исписанной, по множеству іероглифовъ, покрывающихъ ея стны. На Фурейа я встртилъ эти надписи уже въ послдній разъ и все-таки не могъ удержаться отъ того, чтобы не увлечься ими въ десятый разъ и не простоять съ полчаса, ломая голову надъ разборомъ этихъ таинственныхъ начертаній. Эти разнообразные, подчасъ причудливые знаки, изображающіе то животныхъ, то людей, то предметы, то представляющіе подобіе съ іероглифами Египта, то съ литтерами финикіянъ и евреевъ, то съ греческими буквами заманили не одного путешественника заняться разборомъ ихъ, но не давая ключа къ ихъ разъясненію. Напрасно нкоторые приписывали ихъ происхожденіе древнйшимъ обитателямъ каменистой Аравіи, даже евреямъ, напрасно другіе видли въ нихъ письма финикіянъ, напрасно третьи придумывали еще боле мудреное ихъ происхожденіе — вс эти догадки не помогали длу. Намъ кажетея, что и т, кто приписываетъ начертаніе надписей паломникамъ различныхъ націй, далеко не достигли истины, — ключа къ нимъ пока еще не найдено.

Боле полчаса простоялъ я передъ скалою, испещренною таинственными начертаніями, потомъ, бросивъ на нихъ послдній вопросительный взглядъ, началъ спускаться. Трудно было подниматься, но спускъ былъ еще трудне; камни валились подъ ногами, нога не держалась на камн, мстами какъ бы отполированномъ, рукамъ не за что было ухватиться. Не надясь спуститься собственными силами, я сдлалъ призывной выстрлъ, требующій помощи, и на мой призывъ отозвалась двухстволка Ахмеда, спшившаго мн на помощь.

Въ ожиданіи Ахмеда я прислъ и сталъ любоваться видомъ, разстилавшимся у меня подъ ногами и принимавшимъ особенно дикій колоритъ при быстро наступающемъ сумрак вечера; я уже не видлъ ничего ни сзади, ни съ боковъ, потому что съ трехъ сторонъ меня окружали черныя стны, только впереди и книзу разстилалось огромное пространство, загроможденное какъ бы умышленно разбросанными безъ порядка каменными громадами; мн казалось, что я сидлъ на краю пропасти, потому что внизу дйствительно ничего уже не было видно. Вдали передо мною кругомъ на горизонт рисовались силуэты горъ, зубчатыя вершины которыхъ поднимали, какъ миическіе исполины, свои побдныя головы, украшенныя вмсто внцовъ группами камней, внчающихъ тени каменныхъ громадъ. Кругомъ не шелохнется; ни звука, ни шума въ мертвой каменной пустын… Только слышится порою внизу шорохъ да грохоть скатывающагося камня, — то Ахмедъ пробирается по крутому свату горы, испуская по временамъ призывные звуки… Между тмъ уже совершенно стемнло и темно-голубая синева неба заискрилась тысячами золотыхъ звздъ. Чистота воздуха въ пустын изумительна; даже въ темнот виднются далекія очертанія горъ, замыкающихъ горизонтъ, а на небесномъ свод звзды горятъ ярко, но не мерцаютъ какъ на туманномъ неб свера. Здсь въ пустын, лишенной всякаго признака растительности, не имющей ни одной рченки, ни одной лужицы при безконечной сухости и чистот воздуха — это слабое мерцаніе звздъ какъ бы подтверждаетъ предположеніе Монтиньи, что мерцаніе звздъ обусловливается извстною степенью влажности атмосферы при извстной температур. Въ пустыняхъ Синайской и Іудейской, какъ мн не разъ приходилось замчать, его мерцаніе слабо; надъ моремъ оно длалось сильне; въ Черномъ мор звзды мерцаютъ сильне, чмъ въ Средиземномъ; надъ сонною поверхностью Мертваго моря, такъ же какъ и въ окружающей пустын, мерцаніе гораздо слабе. Человкъ, которому приходятся недлями проводить ночи подъ открытымъ небомъ, привыкаетъ смотрть на небо; ему многое длается замтнымъ даже безъ помощи инструментовъ.

— Эффенди! — произнесъ Ахмедъ, показываясь у моихъ ногъ съ неизмнною двухстволкою на плеч и широкимъ ятаганомъ за поясомъ, — пойдемъ внизъ, Юза приготовилъ уже давно ужинъ; корабли пустыни спятъ подъ защитою тни шейха Салиха. — Машинально я побрелъ за Ахмедомъ, который бойко началъ снова спускаться, извиваясь какъ змя, когда ему приходилось пробираться между камнями; двухстволка его служила для меня значкомъ, по которому я правилъ путь.