— Некоторым образом. Из настоящего дерева. Из дощечек. Ну-у-у… — она задумалась, как лучше объяснить, и принялась помогать словам руками. — Вот как указатели делают, знаешь: до Киева — 300 км, до Жмеринки — кто считал, до Луны — вечность. Только дощечки плоские, разных размеров, нанизаны на один стержень, ну, ствол как бы.
— До Луны — вечность… — медленно повторил Мирош. — А до тебя — сколько?
— Нисколько. Я же здесь. И ты здесь, да?
— Здесь, — кивнул он, снова привлекая ее к себе и устраивая ее голову у себя на плече. Так чувствовал ее совсем близко, совсем бесконечно, безраздельно рядом, как часть себя, продолжение — как руку или глаз. Фортепианная мелодия совершила очередной кульбит и из чего-то зажигательного превратилась в романтичное и медленное, обволакивающее негой и одновременно волнами накатывающим волнением. Это был его шанс — добавить ей чуточку радости. Потому что Иван прекрасно видел, как ей неуютно здесь. Губами в ее кожу, где-то возле виска шевельнулся вопрос: — Давай потанцуем?
— Давай, — согласно кивнула Полина. Кажется, тысячу лет не танцевала, а приглашать… вообще никто не приглашал. Стас с его чинными ресторанами ходил в них есть, а не развлекаться. Тем же приходилось в этих заведениях заниматься и Полине.
Иван встал, подал ей руку и повел туда, где было немного свободного места между столиков, с другой стороны куба, недалеко от сцены. Кроме них, здесь никто и не изъявлял желания танцевать, но его это мало заботило. Их мало заботило.
Он обхватил ее талию, прижимая к телу, и повел под музыку, удивляясь себе — раньше, в клубах, на дискотеках танцы были прелюдией, этапом охмурения очередной девицы. Сейчас одно ее дыхание на его шее и движения, подлаженные под его движения, — заставляли забыть обо всем мире. Будто бы они вдвоем, и пианист — только для них. В подобную чушь легко верилось в этом задымленном полумраке лучшего в его жизни октября. Какая разница, зачем они пришли сюда? Какая разница, куда они идут. Сейчас они танцуют — единственное, что важно.
— По-оль, — шепнул он ей на ухо. — Хорошо, да?
— Хорошо, — улыбнулась она. — А у меня идея. Сейчас быстренько познакомиться с Тарасом, а потом в кино.
— На что?
— На ближайший сеанс.
— То есть все равно на что?
— В общем, да, — рассмеялась она, чуть крепче обняв его за шею.
— Хорошая идея, — хохотнул и он. — Места на последнем ряду? Кола и попкорн? Завтра можно поспать подольше.
Полька, продолжая смеяться, сбилась с ритма и наступила ему на ногу. Иван легко перехватил ее за талию и оторвал от пола, продолжая двигаться, но удерживая на весу. И смеялся ей вслед, в то время как мелодия все кружила, кружила и кружила, подходя к своей самой пронзительной ноте. И на ней замерла.
Замер и Мирош. Будто бы напоролся на стену, да так и остался стоять, не в силах сдвинуться с места.
— Ты — придурок?! Или притворяешься? А если я сейчас к администратору пойду, отсюда вылетишь ты, а не я, ясно?
— Извините, ничем не могу вам помочь.
— Мила, давай я расплачу́сь — и пошли.
— Заткнись! — женщина снова повернулась к застывшему у стойки бармену и свирепо оскалилась, почти как дикое животное. — Ты хоть соображаешь, кому ты сейчас все это говоришь, а? Бери кредитку, или я тебе в рот ее затолкаю.
— Ну я же не виноват, что терминал дает отказ! — не выдержал бармен.
— Иди ты в жопу! — это звучало уже на весь зал. — Я не собираюсь из-за тебя, молокососа, просрать вечер!
Она залезла в сумочку, порылась в ней, привлекая к себе все больше внимания. И следующий ее шаг вызвал уже взрыв смеха за столиками, откуда открывался хороший обзор — в бармена полетело несколько банкнот.
— Виски, — процедила она зло. — Еще по сто. Понял? Или тебе по слогам, мальчик?
Отчетливый звук сработавшей камеры на чьем-то телефоне заставил Мироша прийти в себя. Зорина снова почувствовала ногами пол. Он выпустил ее ладонь и тихо проговорил:
— Извини, с кино сегодня не получится.
— Почему? — удивленно спросила Полина.
— Прости, я… — Ваня тряхнул челкой. Сунул руку в карман, протянул ей карту: — Позови официанта и расплатись, пожалуйста, я… мне…
— Я сказала два по сто! — снова заорала женщина у барной стойки. От этого вопля он вздрогнул. — Слышал или нет, давай шевелись!
— Простите, но…
— Охренеть, это же Людмила Мирошниченко? — прозвучало уже за спиной. Мерзким шепотком, от которого пробежал мороз по коже.
— Поль, пожалуйста, — снова проговорил Иван. — И вещи… заберешь? Я сейчас.
— Но… — она взяла его за руку. — Что случилось?
Он ничего не ответил и опять тряхнул головой, будто бы что-то отрицал.
— Я сейчас позову администратора! — взорвался, в конце концов, бармен.
— А заодно папу римского! — пьяно захохотала Мила и повернулась к своему спутнику: — Юра, ну вот чё он, а? Я же просто заказала вискарь!
Что ответил Юрик, Иван не слышал. Тот пробубнил что-то себе под нос. От отвращения, прокатившегося по всему нутру, стало дурно. Он практически слышал запах перегара и духов, исходивший от них.
— Мне надо мать забрать, — хрипло проговорил Мирош.
Полькины брови в полном изумлении взмыли вверх, и она непонимающе завертела головой.