На второй день оккупации Митрий сам явился к немцам и предложил свои услуги. Немцы, услышав его историю, сразу же поняли, что вот он, тот, кто им нужен. В тот же день составили списки всех жителей и срочно созвали сход. Катерина, боясь за Глашу и Паню, заставила их одеться в неприглядную старушечью одежду, в рванье, и повязать платки – от беженцев из Белоруссии знала, что немцы часто издеваются над молодыми девушками, насилуют их и жестоко убивают.
Немцы поигрывали винтовками и посмеивались. Митрий важно вышел вперед и объявил себя старостой и главным начальником над всеми. Катерина, не теряя времени, как только стемнело, огородами пробралась к его избе и тихонько постучалась:
– Проси что хочешь, только пожалей.
Митрий, уже подвыпивший, в хорошем настроении, впустил ее:
– Вот как ты заговорила? Не-ет, ни ты, ни советская власть меня не пожалели, а теперь и мне вас жалеть нечего.
– Девок моих хоть не трогай.
– Ну-у, девок. Девки вон какие – самый цвет! Дорогого стоят!
Катерина схватила Митрия за огрубевшую жилистую руку:
– Заклинаю, не трогай их. А со мной – что хочешь делай.
Митрий грубо оттолкнул ее. Катерина оказалась на давно не метенном полу, среди соломы и шелухи. Митрий угрожающе навис над ней:
– А тебя я помучаю. Все жилы тебе выкручу, сука. Ты у меня страдать будешь, а я понаслаждаюсь. Могу быстро прикончить. Скажу, что ты с партизанами якшаешься, связистка ихняя. – Митрий задумался: – Но какой интерес? Застрелят тебя, и все. Пуф! – и конец. А я боль твою видеть хочу, упиваться ею. Погоди, я тебе покрепче муку придумаю – дай срок.
– Вот перстень старинный, с камнями… – Катерина дрожащей рукой вытащила из-за пазухи и протянула кольцо, которое на свадьбу подарил Николай.
Он сказал тогда: «В жизни каждого из нас бывают трудные минуты, и у тебя они будут. Грядут тяжелые времена для всех нас, я точно знаю. Это кольцо может однажды спасти чью-то жизнь, твою или кого-то близкого тебе». Она не хотела унижаться перед своим врагом, помнила и про сестру, и про Агафью. Понимала, что жалости от Митрия ждать не приходится, но вот дочь и невестка. Ради них одних она сейчас пришла и заговорила с ним.
Митрий подцепил кольцо скрюченным от работы грязным пальцем и с упоением заговорил:
– А девок твоих пока пожалею, коли так. Очень дочка твоя на мою женку-покойницу похожа. Видишь, какой я добрый?
Митрий попробовал кольцо на зуб, удовлетворенно кхэкнул и сунул украшение к керосинке, полюбоваться. Катерина в последний раз увидела, как вспыхнули грани бриллианта, пробежав огоньками по стене, обклеенной морщинистыми обоями.
Катерине хотелось кричать, проклинать Митрия за все, что он сделал, но она сдержалась ради Глаши и Пани. «Бог даст, а с ним Никола Святитель», – подумала она.
В первые же дни Митрий распределил по деревне работу. Мужчин к этому времени почти не осталось, только больные и немощные.
Александр много кашлял, целыми днями сидел в бане и смотрел в одну точку – будто лишился рассудка. Митрий, увидев его, радостно потер руки и ушел, бросив на ходу:
– Этот и сам сдохнет, прямо у тебя на руках.
Катерине, Глаше и Пане досталась стирка. Солдатское белье с копошащимися в нем вшами, со следами пота, грязи, мочи и экскрементов. Женщины каждый день носили с реки воду и кипятили белье на железной печке прямо во дворе. Сюда же таскали и тут же кололи дрова – топить печь. Здесь же стояли корыта и стиральные доски. Полоскали на лавах[47]
. Стирали с раннего утра и до начала комендантского часа, до четырех. Чистое, белоснежное белье развешивали во дворе, а по вечерам, до самой ночи, гладили. Руки от ледяной воды очень скоро стали красными и опухли, покрылись экземой, начали слезать ногти. «Слава Богу, живы», – повторяла Катерина.Начался голод. Митрий лично прошел по всем домам, перерыл сараи и амбары, помогая немцам забрать последние спрятанные припасы. Ели позабытый на время хлеб с опилками, рыли картошку, которая осталась неубранной в земле.
Бабы стали поговаривать, что повар при госпитале каждый день отбирает пять молодых девушек и оставляет одну из них после работы, а потом та несет домой еду и даже шоколад. Очередь дошла и до Пани. Катерина не пускала, побежала, стала умолять Митрия, чтобы самой пойти вместо невестки, но бесполезно: староста во что бы то ни стало хотел подложить жену молодого Сандалова под немца – пусть бы вся деревня узнала о позоре. И Катерине больнее.