На безымянной высоте

Байрачный неторопливо закурил, глубоко затянулся и лишь потом сказал:

— У меня совесть чиста — и перед подчиненными, и перед начальством… Представится возможность — докажу это! — рубанул воздух рукой.

— И представится, — едва сдерживаю улыбку. — Ждать недолго. Вон танкисты уже прикрепляют дополнительные баки с горючим. Значит, скоро в дорогу.

Когда мы снимались с обороны, противник, очевидно заметив перемещения в нашем стане, открыл ураганный артогонь. Трое из нашей роты были ранены, среди них и Петя Чопик. И хотя ранение легкое. — осколок «царапнул» левое предплечье, все же врачи оставили его на некоторое время в санпункте.

III

Лето сорок четвертого года выдалось жарким, а для нашей бригады в особенности — но это уже в переносном смысле. В конце июня мы покинули гостеприимную Коломыю с ее тихими зелеными улочками, с прозрачными студеными водами Прута, с приветливыми, добросердечными ее жителями, которые встречали нас радостными объятьями, а провожали со слезами на глазах.

Мимо сожженных дотла сел, через разбитые бомбами и снарядами городишки, через руины Тернополя мчимся на танках и автомашинах на север.

По всей прифронтовой полосе, где еще не стерлись следы жестоких боев, бурьянищи как подлески — и волкам есть где спрятаться. А местами на больших загонах уже выбросила колос яровая пшеница, сизеет овес, изумрудно зеленеет просо. Люди пашут, наверное, под озимую, кое-где лошадьми, больше — коровами, лишь на одном поле — механизированная пахота: армейский тягач тянет два четырехлемешных плуга, оставляя позади себя широкую черную полосу. Пыль от нашей колонны стелется густой серой тучей, будто дымовая завеса. Сидим на броне, запыленные, как черти. Сознание того, что идем освобождать новые города и села от ненавистных оккупантов, радует душу. Останавливаемся около небольшого леса, в котором уже и без нас, кажется, тесно от бесчисленных палаток, автомашин, пушек, повозок, полевых кухонь, тягачей, бронетранспортеров, «катюш», мотоциклов и другой военной техники и вооружения. Среди всего этого скопища хлопотливо суетятся пехотинцы, артиллеристы, саперы.

И хотя тесно было, как на ярмарке, все же и для нас место отыскалось. Расположились мы на опушке, что простиралась на юго-запад.

Не успела еще наша «тридцатьчетверка», на башне которой красуется надпись «Гвардия», вырулить, чтобы стать в шеренгу с другими, как к ней подбегает разгоряченный, возбужденный Байрачный.

— Саша, быстрей вылезай! — зовет в открытый передний люк. — Есть для тебя интересная новость!

Из башни пружинисто, по-спортивному легко выскакивает Александр Марченко — стрелок-радист «Гвардии». Обмениваются дружескими тумаками с Байрачным. И хотя они на разных ступенях военной лестницы: один — старшина, другой — старший лейтенант, такое приветствие никого из нас не удивляет. Знаем, что они — неразлучные друзья, дружат еще с первых дней формирования бригады.

— Ты только посмотри сюда, Саша, — Байрачный раскрывает планшет, где лежит карта-сотка. — Мы находимся вот здесь, — показывает обломком тоненькой ветки. — Если смотреть на запад, за линию фронта, справа от нас — Броды, слева — Перемышляны, а прямо от нас — Золочев, от которого самый короткий путь ко Львову! Понял? Значит, нам достается освобождать от врага, — значительно поднял вверх палец, — город Львов. Здорово, а?

Марченко, который значительно сдержаннее Байрачного, мягко улыбается:

— Вот если бы ты, друг, был хотя бы адъютантом у командующего фронтом или самим начальником штаба, тогда бы я поверил, что твоя идея будет одобрена.

— Что же у тебя вызывает сомнение?

— Просто могут другую армию бросить на штурм Львова, а нашу пошлют в обход с севера или с юга.

— Тогда бы мы не стояли здесь, а где-то в другом месте. Вот увидишь.

— Дай бог, чтобы и у нас были свои пророки! — Марченко выше Байрачного, статный, обнял нашего ротного за плечи, и они побрели в гущу леса.

— Пойдем кое-что разведаем, — обернулся к нам Байрачный. — Вижу машины той воинской части, что меня интересует…

Мы взялись за обычные дела, которые приходится выполнять после каждого длительного марша: выбивать пыль из обмундирования, чистить оружие.

— Не ленитесь, ребята, не ленитесь! — покрикивал хрипловатым голосом старшина Гаршин на наших новичков, которые прибыли к нам во время нашей стоянки в Коломые. — Чистый и исправный автомат — залог успеха в бою. А то, если он откажет, тогда ты становишься не грозой для противника, а мишенью. Пиши — амба! Протирайте патроны, чтобы каждый был как зеркальце. — И покатился старшина как колобок дальше, одаривая каждого подбадривающей улыбкой синих-пресиних глаз.

— И почему это Байрачный взял его старшиной? — удивляется Губа. — Какой же из него начальник? Он если и кричит на кого-нибудь, будто сердит, все-таки видно, что в душе смеется.

— Байрачный, наверное, подбирал себе старшину по принципу роста, — без тени усмешки заявляет Пахуцкий. — Старшина должен быть ниже командира. Таким на всю роту оказался лишь Гаршин, ведь даже ты, — посмотрел на Николая, — наравне с ротным. Только ты худющий, потому и кажешься меньше.