Ну, а я начал потихоньку пробираться обратно на запад. Тоже та ещё прогулочка оказалась. По отдалённым закоулкам можно скрываться от любых властей, но выжить там непросто. Но, в конце концов, через пять лет я очутился на Занзибаре. В те годы Европа всячески пыталась перекрыть поток мигрантов из Африки, и там стали появляться вербовщики, предлагавшие попасть в США через Южную Америку. Когда я наткнулся на такого, понял, что реально хочу на Родину, что по горло сыт всеми этими восточными прелестями. Хотя, по идее за два десятилетия уже должен был забыть, кто я и откуда. Естественно, что никто не обещал посадить меня в самолёт с американским паспортом в кармане и отправить прямиком в Вашингтон. Билет в Штаты ещё надо было заработать. По сути, это означало отслужить у разного рода международных преступников. Наркомафия, торговля людьми и их органами, оружием и так далее. Думаю, процентов девяносто пять, клюнувших на такую наживку, просто не доживали до желанного результата. Да, и из остальных большинство оседало где-то на полдороги. ЮАР, Колумбия, Мексика... Но я к тому времени достаточно повидал и научился, чтобы обойти все эти трудности. Однако здесь оказался лишь через пять лет. С поддельным, но очень похожим на настоящий, паспортом гражданина Соединённых Штатов. Высадили меня во Флориде, вместе с небольшой группой латинских иммигрантов, а дальше я должен был потихоньку затеряться в толпе. Что, собственно и сделал. Я ничего не планировал, кроме как осесть где-то в глубинке и спокойно дожить век, работая грузчиком, сторожем или дворником.
Но, вы правильно догадались, решил сперва навестить место, откуда злоключения мои начались. Увидел, что творится нечто непонятное, ввязался, а когда, столкнувшись с Джулией, понял суть происходящего, попробовал ещё раз рискнуть...
- Где же взяли телеаппаратуру? - задал Ник вопрос, который беспокоил его больше всего.
- Там же, где оставил в прошлый раз, на чердаке гостиницы.
Ответ был не очень конкретный, и некоторое время все осмысливали услышанное.
- То, есть, - наконец догадалась Сильвия, - она пролежала там двадцать пять лет?
- Угу. Похоже, туда не заглядывали не только многочисленные инспектора, но даже и хозяева...
Сэйвер смолк, на сей раз уже, видимо, окончательно, а Ник подумал, что вся эта душещипательная история была рассказана неспроста, и, возможно, не ему с Сильвией. Точнее, не только. Напарница, впрочем, приняла рассказ за чистую монету, и, цокнув языком, назидательно пробормотала:
- Ничему-то вас жизнь не учит. Что ж, перейдём к вашей судьбе, Джералд. Насколько мы её угадали?
Эткинс довольно долго молчал. Так долго, что Ник даже засомневался: а умеет ли тот вообще говорить? До сих пор они не слышали от него ни слова. Однако в итоге рот всё ж таки раскрыл. Голос его вполне соответствовал образу поведения - спокойный бесстрастный баритон:
- Мне тоже сложно вспоминать те события. Я их помню, конечно, но такими ли, как они были на самом деле?.. Уж слишком сильным и неожиданным было потрясение. Утром ты беззаботно наслаждался своим первым отпуском, а вечером тебя уже обвиняют в покушении на офицера. Естественно, у меня не было личного адвоката, а того, что предоставили не назовёшь успешным. Это оказался старик глубоко пенсионного возраста. Он и был на пенсии, его вызвали потому, что других не нашлось. Ни мои, ни его слова на судей впечатления не произвели, впрочем, понятно почему. Я отправился в заключение. Платт, адвокат этот, очень переживал, неоднократно приезжал ко мне, на другой конец страны, обещал вытащить, но вскоре умер, так ничего толком и не успев выяснить. Он вроде передал моё дело какому-то молодому парню, но тот забыл про меня уже через полгода...
А мне надо было как-то выживать. Вся эта полицейская секретность не стоила и выеденного яйца. Родственники мафиози как-то узнали о процессе. И десемос, это латинская мафия, и дэнглеры, мои собратья по цвету кожи. И те, и другие решили, что я и в самом деле хотел убить Баррета. Приезжали ко мне с недоумениями, претензиями даже, мол, зачем я их подставил, тем более, что следователь в итоге уцелел, обещали устроить в тюрьме нелёгкую жизнь. Ну, она и без них лёгкой не оказалась. Меня спасла только несправедливость нашей судебной системы. Я не один был там, невинно осуждённый. Собратья по несчастью, отсидевшие уже немало, взяли меня под покровительство. Но даже при таком, относительно удачном стечении обстоятельств, какое-то подобие размеренной спокойной жизни появилось лишь году на пятом срока. Тогда у меня было и время, и силы начать думать, что же на самом деле произошло. И состояние, в котором я вообще мог о чём-то думать, кроме стратегии выживания на завтрашний день.