На боевых рубежах

С приездом полковника Держицкого работы на переправе значительно оживились. Будучи еще до войны командиром понтонного полка, Николай Титович отлично знает мостопереправочное дело, а это дает ему возможность быстро и точно определять порядок использования имеющихся сил и средств.

— Задачи стоят перед нами большие, — говорил он на совещании командиров инженерных частей, которые собрались в штабе у Берзина, в километре от переправы, в случайно уцелевшем здании конторы автобазы «Ростовторга». — Нам надо, пока еще не вскрылась река и по ночам небольшие заморозки, максимально использовать ледяные переправы, усиливать их настилами и намораживанием новой толщи. С этим делом вполне справится батальон Кувакина. На его же совести лежит и восстановление трофейного крупповского парка. Парк пригодится нам в дальнейшем, особенно большегрузные самоходные паромы. Берзину для пропуска более тяжелых грузов надо навести срочно наплавной мост, для чего расчистить участок Дона ото льда и тщательно наблюдать за режимом реки.

Николай Титович на минуту умолк, задумался о чем-то.

— Но это еще не все, — начал он после небольшой паузы. — Самая трудоемкая работа возлагается на шестьдесят пятую инженерно-саперную бригаду и батальон Михайлова. Им надо построить несколько эстакад, по моему расчету не менее двух километров длиной, через старые протоки, пересекающие нашу фронтовую дорогу на участке Батайск — Ростов.

— А мне что делать? — спрашивает нетерпеливый Могилян, до сих пор тихо разговаривавший в дальнем углу комнаты.

— Вам, во-первых, быть более дисциплинированным и не мешать другим слушать, а во-вторых, сегодня же с батальоном поступить в оперативное подчинение полковника Ивана Николаевича Брынзова и выдвинуться поближе к Миусу. Ясно?

— Ясно, — быстро отвечает Могилян.

— Вопросов больше нет? — спрашивает полковник. — Задача всем ясна? Ну, тогда действуйте!

Держицкий с Яном Андреевичем Берзиным покидают комнату и уходят к переправе, а здесь только теперь начинаются шумные разговоры.

— Ты когда чертежи дашь на эстакаду? — интересуется, тепло здороваясь со мной, Спиридонов.

— Да я тебе, дружище, инженера Якубова пришлю. Он у нас ходячий справочник по этим вопросам, на месте все решит. 

— Это какой же, что сидит с вещевым мешком за плечами?

— Он самый.

— Так это же Плюшкин, — вмешивается в наш разговор подошедший Кувакин. — У него там, в мешке, полтора пуда сухарей и концентратов пачек двадцать, не меньше.

— Значит, выгодный товарищ, — добродушно улыбнулся замполит и стал пробираться к двери, где стоял Борис Михайлов.

— На днях проводили Лосева в Москву. Тебя вспоминали, — говорю я Виктору Петровичу.

Кувакин удивленно посмотрел на меня и тихо спросил:

— Ругали небось? А Лосева жаль. Неизвестно ведь, куда его теперь загонит судьба.

— Ольга про усы твои вспомнила, говорит, «под Лермонтова».

— Так и знал, что смеялись надо мной.

И тут же Виктор Петрович говорит уже совсем весело:

— Знаете, вчера пузыри пускал. Попал в прорубь, а кругом поблизости никого не видать. Лед слабый, не держит. Ну, думаю, ни за понюшку табаку пропадает кавалер четырех орденов... Но нет, решаю, дешево с жизнью не расстанусь. Бесплатно на съедение рыбкам не отдамся. С трудом снимаю кушак с большой медной бляхой и забрасываю его за бревно. И вот, как видите, жив, целехонек... Круппа все осваиваю. Хотя он, правда, и старомоден по своей конструкции, но полковник прав: как только пойдет лед, он послужит еще неплохо и нам.

Кувакин подходит к окну, смотрит в сторону переправы и на моих глазах становится белый как снег.

— Что случилось, Виктор Петрович?

— Смотрите лучше на переправу... Что там делается? — и сам мигом выскакивает во двор, а я за ним.

На ледяной дороге тяжело груженный «ЗИС» провалился одним колесом и загородил путь. Образовался затор с длинными вереницами автомашин с обеих сторон.

— Вот фрицы налетят... Ох, и каша будет! — говорит запыхавшийся Виктор Петрович. — Сейчас своим орлам так всыплю, что они меня долго помнить будут. 

Однако комбату не пришлось осуществить свою угрозу. Машину вытащили раньше, нежели мы добежали до места происшествия, а хорошо работающая комендантская служба постепенно начала рассасывать образовавшиеся очереди.

— Пойдемте наверх, на Буденновский проспект, — приглашает пришедший уже в норму Виктор Петрович. — Я приезжал сюда несколько раз еще до войны... Ох, какой же красавец был этот город!

Нахлынувшие воспоминания привели в восторг Виктора Петровича. Глаза заблестели, движения стали мягкими, и весь он уже совсем непохож на того комбата, который всего каких-нибудь четверть часа назад бежал по льду к провалившейся машине и обещал взгреть своих орлов.

Мы идем все дальше и дальше, вверх по Буденновскому проспекту, и смотрим на страшные раны, нанесенные городу фашистами. С обеих сторон стоят обуглившиеся дома, вернее, остовы домов, а возле них играют бледные рахитичные дети, истосковавшиеся по куску хлеба.

— Пошли обратно, Виктор Петрович, — предложил я, и мы круто повернули к Дону.