На большой реке

— Как хорошо, что приехали: словно его живой водой вспрыснули. Как прежний!..

И вдруг крупная слеза покатилась у нее по щеке.

Нина встревожилась.

— Александра Трофимовна, милая, что с вами? — Она принялась ее утешать.

И вот что поведала ей Журкова.

Первое время после ухода на пенсию он бодрился и, казалось, был по-прежнему деятелен. Его знали здесь. Он окружен был доверием и почетом. Выступал со статьями в районной газете, читал лекции о претворении в жизнь великого ленинского плана электрификации страны. Его вскоре пригласили преподавать военное дело в одном из институтов, затем избрали в ревизионную комиссию их большого жилищного кооператива — словом, на Артемия Федоровича был спрос всюду, где нужен был человек огромного опыта в строительстве и руководстве, человек с авторитетом и безупречной честности.

Александра Трофимовна боялась поверить, что он так просто и мужественно перенес то, что произошло с ним; радуясь и бодря его, она жила в постоянной тайной тревоге.

И однажды ожидаемое ужасное совершилось: Артемий Федорович вернулся от кого-то пьяный, больной. И с тех пор словно камень вдруг рухнул с горы и покатился по наклону.

— Я ничего не могла с ним поделать. Стал пить от меня тайком. Вот и сейчас я знаю, что у него в книжном шкафу, за книгами, спрятана бутылка коньяку. Предлагала ему лечиться, да не рада стала, что заговорила об этом. «Мне, Артемию Журкову, лечиться от пьянства? — закричал он. — Да ты с ума сошла! Как ты оскорбила меня, Саша!..» Ах, Ниночка, да что рассказывать?! Сколько таких ужасных часов пережила я!..

Нина была потрясена. Она молчала.

— Ой, — спохватившись, сказала Александра Трофимовна, — пойдемте к ним: проголодались, наверное, все, да и что-то уж очень раскричался мой Артемий...

А он и впрямь раскричался. Кричал же он на Орлова.

В то время когда Нина и Александра Трофимовна хлопотали на кухне, между мужчинами шел оживленный разговор о делах гидроузла. Вдруг Журков резко оборвал разговор и сказал:

— Да что это, право, мы с тобой, Вася, никак из своего котлована не вылезем? Я давно горю нетерпением узнать, Дмитрий Павлович, что у тебя лично, в твоем котловане истории нового сделано? Ты же знаешь, я — стихийный историк, или, лучше сказать, болельщик отечественной истории: еще там, на Волге, немало досаждал тебе. Да и разве один я?.. Ты знаешь, твоя лекция о Святославе — она сильно отдалась и среди этих товарищей, рождения двадцать восьмого — тридцатого. — Он кивнул при этом в сторону Василия Орлова. — Помню, комсомольцы обращались ко мне: нельзя ли, мол, попросить академика Лебедева написать массовую брошюру — «Святослав». Я тогда отвечал им и позволил себе поделиться с моими ребятками вашим намерением: скоро, говорю, ждите выхода в свет капитальной работы Лебедева: «Святослав и Византийская империя». И вот ждем, ждем: скоро уже четыре года ждем, да-с!.. — с добродушной язвинкой в голосе закончил Журков.

— Ну, уж немного осталось потерпеть, — сказал Лебедев. — И первый мой авторский экземпляр будет вот в этом книжном шкафу.

Журков приложил руку к сердцу.

— Смею спросить, когда же? Доживу ли я до этого радостного часа?

— Ну что вы, Артемий Федорович! Я полагаю, первый том «Святослава» — «Волжский поход» — мы подготовим к печати в январе будущего года.

— Да что вы? — обрадовался Журков. — Это совсем иное дело. А то, признаюсь, я стал уже опасаться, что ваш труд никогда не станет достоянием широких масс... — Вдруг он хитро сощурился. — Однако позвольте полюбопытствовать, кто это «мы», если только я не ослышался?

— Нет, почему же? Вы не ослышались, — спокойно отвечал ему академик. — «Мы» — это и есть мы. — Тут он рассчитанно помолчал и закончил словами, которые заметно разочаровали Журкова: — Мы — это я, автор, и мой рабочий секретариат...

— Ах, так?.. А я думал...

— Рабочий секретариат, воплощенный в одном лице: моя Нина Владимировна, — закончил Лебедев и с подчеркнутой почтительностью повел рукою в сторону Нины.

Журков, довольный, рассмеялся.

— Ах вы, шутник!.. Разыгрываете старика... Ну что ж! — продолжал он со свойственной ему быстротою перехода уже совсем другим, торжественно-приподнятым тоном. — Я рад, что с первого знакомства нашего с Ниной, еще тогда, на аэродроме, не ошибся в этом товарище... И если она представляет собою секретариат академика Лебедева, то я верю, что «Святослав и Византия» скоро украсят мои книжные полки, а не останутся только в области устных выступлений этого уважаемого ученого. И позвольте мне попросту, невзирая на столь важное звание этой молодой особы (жест в сторону Нины), сказать ей, как прежде, на Волге: молодец, Ниночка, ей-богу, молодец!..

В этот-то миг Орлов и взорвал Журкова своей язвительнои репликой:

— Скоро ж вы простили, Артемий Федорович, «беглянке с котлована»! — сказал он и рассмеялся.

Журков стремительно повернулся к нему, сердито сверкнул глазами, слегка притопнул ногой.