На большой реке

Как только внезапность прошла, Нине стало ясно, что нет ничего сверхъестественного в появлении делегата Орлова здесь, в Колонном зале Дома союзов.

Когда пришел его черед взойти на трибуну, Нине стало страшно за него: не сбился бы. Ей вспомнилась первая комсомольско-молодежная конференция в Староскольске, где выступал и Василий. Да, уж не оратор. И «мекал», и «экал», и давал себя сбить любой реплике из президиума, и каждое шевеление там принимал за сигнал, что время его истекло и пора кончать. И это ужасное, а для новичков почти обязательное: «Ну, вот это и все, что я хотел сказать!» И, наконец, внезапное исчезновение с трибуны, словно под человеком вдруг пол провалился.

Всего этого опасалась Нина и сейчас. «Васька! Ну, не подкачай же ты, чучело!» — внутренним озорным окриком подбодрила она его и стала слушать.

И Василий «не подкачал».

Прежде всего он отважился говорить без шпаргалки. Все время смотрел в зал. На президиум даже ни разу не взглянул.

Держался на трибуне просто, естественно. Два-три раза умело вкрапленной шуткой вызывал сочувственный смех в зале. Даже Алексий рассмеялся и что-то сказал знаменитой балерине, слегка склонив к ней голову в высоком белоснежном клобуке, сверкающем драгоценными каменьями.

Да и академик Лебедев о чем-то в этот миг перемолвился с Фадеевым.

Орлов говорил умно и просто. Были в его речи места, звучащие и в прочих речах, до него, но они были лишь в меру прямой политической необходимости. Разве мог не сказать он, что наш народ любит мир и борется за мир во всем мире? И, само собой разумеется, говорил он и о великом трудовом вкладе ведомой ленинским комсомолом советской молодежи в освоение целинных и залежных земель, и о претворении в жизнь решений сентябрьского и февральского пленумов, и о всемерном развитии советской демократии, и о многом другом, но обо всем этом было сказано каким-то своим, простым словом. И еще нравилось залу, что экскаваторщик Василий Орлов запросто перемешивал всеобщее, так сказать мировое, с гэсовским, котлованским:

— Конечно, товарищи, на словах-то каждый: «Я за мир, я за мир!» Ага! Ты за мир? А производственные показатели у тебя какие? На сколько процентов план перевыполняешь, ежели ты за мир? Строители волжского гиганта поручили мне передать вам, дорогие товарищи, что нам и за третий квартал по итогам Всесоюзного соцсоревнования уже вручено переходящее знамя Совета Министров и ВЦСПС. (Аплодисменты. )

Помню, товарищ Журков... — И, обведя взором зал и убедясь, что Журкова здесь не знают, он пояснил: — Это бывший наш начальник политотдела. Так вот он, бывало, говорил нам, гэсовской молодежи: «Да вы понимаете ли, на каком великом деле стоите, что вам народ доверил? Гордитесь! Голову — так, грудь — колесом: я строитель величайшей в мире ГЭС!.. Вы, — говорит, — знаете ли, что вы должны дать Родине? Так запомните же, и пускай это не в записных книжках, а в сердце у вас будет навечно записано: чтобы заменить нашу ГЭС, пришлось бы ежегодно сжигать девять тысяч железнодорожных составов каменного угля — поезд длиною в четыре тысячи километров!» Не знаю, как другим, а мне эти его слова в записную книжку записывать нечего, здесь они!

Он постучал себя в грудь. И опять долго-долго ему не давали говорить рукоплескания.

В конце своей речи Василий Орлов опять вернулся к борьбе за мир и закончил такими словами:

— Почему взаимное невмешательство и мир? Земной шар — один, да и не такой-то уж стал он большой при современной фантастической технике. Еще Чкалов называл его «земной шарик». Сильно должно подумать человечество о том, какие последствия могут быть для этого «шарика» и для двух миллиардов людей, которые на нем обитают, от новой мировой войны во всеоружии атомной и реактивной техники. Да и водородная бомба — это тебе не «лимонка» у пояса! Возьмем хотя бы нашего председателя Жолио-Кюри — он ясно, как физик, представил нам возможную картину атомно-водородной войны. Он сам — один из первых в расщеплении атома. И вот он во весь голос кричит: атомную энергию — только для мирных целей, последуйте примеру Советского Союза!..

Я так считаю: со временем, когда все человечество поднимется на высшую ступень, «мозг» у земного шара рано или поздно должен стать единым. Всемирный коллективный мозг свободно объединившихся народов. И все человечество поймет, что спасение его в том, чтобы это был социалистический коллективный мозг трудовых масс — созидатель, а не капиталистический мозг-паразит, мозг-разрушитель!

30

— Ну, знаешь, Вася, ты прямо-таки заправский стал оратор! — сказала Нина.

Орлов улыбнулся.

— Куда-а! — смущенно отвечал он. — Брось смеяться.

Лебедев поддержал Нину:

— Нет, в самом деле, Василий Ефремович, я ведь слышал ваше выступление тогда, в Староскольске, помните? И должен сказать, как небо от земли! Цицерон, Цицерон!

— Нет, не согласен, лучше Дантон или Робеспьер. Пойду на отчаянность! — отшучивался Орлов. — Эти все-таки роднее: революционеры. А у того шаткие были политические позиции!