На большой реке

Форменным образом приходилось отбиваться от спецкоров, собкоров и фотокоров Петру. Доценко. Да и ничего не скажешь: он выдержал на перекрытии Волги две полные смены и погрузил несметное количество кубов камня. Среди экскаваторщиков он опередил даже самого Орлова, опередил Ельца!

Ему пришлось продиктовать одному из спецкоров воспоминания свои о жизни, о злоключениях своих в Великую Отечественную войну, о том пути, который прошел он, воспитанник детдома, до управления могучим своим «Уральцем» на великой стройке.

Правда, от напечатания в газете своего портрета он решительно отказался:

— Уж очень нескромно!..

Спецкору пришлось уступить. Что касается «мемуаров» Петра Доценко, то они заняли едва ли не половину подвала в очерке спецкора.

Рано утром на другой же день после перекрытия Рощин, благодушный, весь какой-то просторный, свежий и радостный, прибыл на мост.

Еще и еще раз поздравил он с великой победой не только одних руководителей, но и каждого из плотников и монтажников, встреченных им на мосту.

Его сопровождал Кусищев, грузный хрипун с повелительными жестами и немногословной отрывистой командой, похожей на брань.

Но в присутствии Рощина он и слова не проронил. В конце концов Рощин был не только начальник — он обладал законченным инженерным образованием и не малым опытом, хотя и впервые руководил строительством гидроузла.

— Так, так. Чудесно. Ей-богу, нас не зря хвалят, — во всеуслышание, но в отдельности ни к кому не обращаясь, басил генерал.

Заворачивая обратно, к башне, Рощин тоном приказа сказал, обращаясь к Кусищеву:

— Перекрыли блестяще. Но чтобы завтра, первого ноября, в 10.00, сцеп номер первый, вот этот самый, на котором мы сейчас стоим, был подведен к «бычкам» СУСа! Промедление смерти подобно! Зима не за горами. Мы должны установить этот мост вдоль «бычков» СУСа, пока нас не застиг ледостав. Итак, завтра в 10.00.

Кусищев молча нагнул голову.

Распоряжение Рощина имело тот смысл, что с затоплением котлована здания ГЭС все «бычки» СУСа, далеко еще не законченные бетонированием, стояли, окруженные со всех сторон бушующей Волгой, хлынувшей новым путем — через подводящий канал. И, стало быть, теперь и не было к ним никакого подступа. Проект предусматривал, что в этом случае наплавной мост будет после перекрытия «перебазирован» к защитным «бычкам» и явится той трассой, по которой и завершено будет бетонирование верхних ярусов этих «бычков».

Предстояло в кратчайший срок развести наплавной мост на сцепы, протащить все их вверх по реке, а затем снова навести мост через всю ширь подводящего канала, от правого берега до левой сопрягающей дамбы.

Кроме сцепов, надлежало перетащить к «бычкам» три плавучих крана и дебаркадер. Для этого «речной адмирал» располагал более чем достаточным флотом: два мощных парохода, два теплохода и несколько дизельных катеров.

У башни только что остановилась нееловская «Победа». Писатель с супругой вступили на мост. Рощин радушно их приветствовал.

Неелов поздравил его с перекрытием Волги.

— Спасибо! И вас так же. Вы имели счастье, товарищ писатель, присутствовать поистине при событии историческом!

— Я понимаю. И жду с нетерпением другого исторического события: пуска первого агрегата.

— Это уже близко. Что же, и мы от вас ждем достойного отражения подвига народа в вашем новом романе.

Анатолий Неелов молча поклонился.

Они расстались.

Когда писатель с женой возвращались в гостиницу, супруга вдруг спросила его:

— Ты что же, думаешь остаться здесь до пуска первого тока?

— Ну, а как же, Манюса?

— Более чем оригинально!

— Я тебя не понимаю!

— Здесь нечего и понимать. Ты прекрасно знаешь, что творческая твоя командировка кончается. Мы уже живем на свои.

— Дальше? — ледяным тоном произнес Неелов.

И это взорвало ее:

— А дальше вот что, дорогой мой, тебе мало того, что мы истрепали здесь свою машину? Тебе мало того, что тебя угораздило где-то вымазать в мазуте твое демисезонное пальто? Чего ты еще хочешь? Чего ради тебе еще целый месяц дожидаться здесь этого пуска?.. Ты же не хроникер, не собираешься писать «летопись великой стройки»?

— Нет, конечно. Но ты пойми, Манюса, я нахожусь в крайне невыгодных условиях соревнования...

— С кем это?

— Да хотя бы с тем же Зверевым.

— Вот как! Интересно. Но ты же сам говорил: «районный гений». Анатолий Неелов вступает в литературное состязание с каким-то Зверевым — милая картина!

— Манюса, ты все упрощаешь. Да, я Неелов. Но этот... пишущий товарищ имеет передо мною огромное преимущество в том, что он нагреб мяса: он же здесь безвыездно около пяти лет!.. А я налетами!

— Ты — Неелов! Извини меня за вульгарное выражение, но ты берешь своим талантом, а не протиранием штанов!.. Нет, нет, мы уезжаем. Ты здесь окончательно погубишь свое здоровье. Ты совершенно выбился из режима. Подумать только, я две недели не могу здесь достать ни горсточки творогу, ни стакана свежей сметаны!

Неелов поднял брови — не руки, ибо они были заняты у него рулем. Он сардонически усмехнулся.

Заметив его усмешку, супруга решила покончить спор одним решительным ударом: