На большой реке

Скоро и оба ученика и сама учительница перестали волноваться. У них было такое впечатление, что Валентину Трофимовну они знают уже с давних пор и что это как бы вторая, «сменная» преподавательница кружка: устанет Зинаида Петровна — примется за дело другая.

Это был урок и просмотр!

— Послушай, Асхат, — попросту, на «ты» обращалась к нему артистка. — Ты неплохо поддерживаешь, но есть порой недочеты. Ты должен каждый раз поставить твою Одетту в аккуратную позицию. Не снимать с ноги! Когда делаешь обводку, старайся, чтобы она все время была на ноге... И еще вот что: ты не просто должен держать ее — ведь это же сказочная девушка! Ты благоговейно должен держать ее. Она — чудо. У Принца боязнь спугнуть ее. И это должен чувствовать в твоем танце весь зрительный зал. Пойми же: танец для артиста балета — это то же самое для него, что для артиста драматического — речь, слово! Танец — наша речь. А если это непонято, то непонято ничего. И тогда не поможет никакая техника!

Иногда она без церемонии останавливала их танец звонким протяжным восклицанием: «Мазня!» — и заставляла повторить движение, позицию, сцену.

Она очень обрадовалась, когда Зинаида Петровна сказала ей, что с Пылаевым и Шагиной она проходила не только фрагменты из «Лебединого озера», но и «Испанский танец» из балета «Раймонда».

— О! Так это чудесно: я тогда смогу составить о них самое полное представление. И вы мне разрешите?

Не договорив, она подразумевала право самой вести занятие с Асхатом и Леночкой.

— Я счастлива буду! — от всего сердца вырвалось у Зинаиды Петровны.

И московская гостья сразу оживилась и вовсю, что называется, принялась за того и за другого.

Время от времени слышались окрики, как будто это была сама Зинаида Петровна:

— Асхат, не поддавай корпусом! Не поддавай другой ногой! Надо ощущать свою ногу, как натянутую струну! Послушай, у тебя очень большой прыжок. Но не только же в этом дело. Цирковой акробат может и через трех лошадей перепрыгнуть, но разве это танцевальная элевация? Она есть взлет! И в этом полете ты должен сохранить классическую форму. Ну, давайте пройдем еще раз!

Леночке как будто досталось куда меньше, чем ее партнеру.

— Лена! — говорила ей артистка. — Смотри на меня: когда ты делаешь это движение — бьешь ножкой о ножку, — то движения должны быть мелкие, но четкие.

И она показала ей как.

Вот Леночка идет «на пуантах». И как будто это ей удается неплохо. Однако снова слышится неумолимый голос:

— Лена, когда ты становишься на пальцы, надо покруче ставить ногу за ногу — так, чтобы ноги производили впечатление одной ноги. Ты поняла?

— Да.

— Пройди снова.

Порою обе балерины, привычно наблюдая за Одеттой и Принцем, дружески беседовали о их танце вполголоса, понимая одна другую с полуслова, а то и по взгляду. И тогда у человека непосвященного голова могла пойти кругом от обилия мудреных терминов и кратких, загадочных выражений, в которые для них обеих укладывалось все, решительно все, что совершалось перед их глазами.

— Что же, — говорила Валентина Трофимовна, — у него мягкий прыжок, хорошее жете́.

И, нервно покуривая, счастливая от этой похвалы, словно бы Асхат был ее родным сыном, Зинаида Петровна хрипловатым грудным голосом подтверждала добавляя:

— И вы заметили, конечно, какой у него мужской танец? Волевой! Правда?

— Да, да! — соглашалась Валентина Трофимовна и вдруг, казалось бы, в полном противоречии с мужественностью танца Асхата, о чем только что говорили, кратко изрекала:

— У него мягкие ноги!

И опять их беседа начинала щедро пересыпаться «кабриолями», «субресо», «жете» и «шене», «двойными и тройными турами» — короче говоря, всеми теми понятиями и обозначениями, которые за сотни лет создала наука классического танца для всевозможнейших вращений на земле и в воздухе, для прыжков и полетов.

Все пристальнее и зорче всматривалась московская гостья в движения Пылаева.

— Вы знаете, — говорила она вполушепот, чтоб слова ее не донеслись до слуха танцующих. — Я поражена: шене у него прямо-таки вихрь. Феноменальный прыжок и элевация.

— Ну что вы! — даже с некоторым испугом и покраснев от этой неожиданной похвалы ее ученику, сказала Зинаида Петровна.

— Сколько времени вы занимаетесь с ним и с ней?

— Почти год. Он страшно перегружен на работе. Он один из лучших производственников. Комсомолец, — добавила она.

— Почему он Асхат и в то же время Пылаев?

— А! Отец у него — русский, мать — аварка из аула Чох...

— Обидно, что он так поздно начал!

— Но он говорил, что у него с самого раннего детства, лет с семи, проявлялось неудержимое влечение к танцу... Рассказывал, что родным нравилось, они его поощряли. Рано начал выступать в народных танцах. Ни один праздник в школе не обходился без него.

Лицо гостьи повеселело.

— Природные данные у него прекрасные. Только внушите ему, что теперь уж ему нельзя терять ни одного дня, если он хочет стать профессиональным танцовщиком. И работать, работать без оглядки. Каждодневно. До семи потов!

— Я ему говорила это. Только я вас прошу очень, Валентина Трофимовна, скажите и вы ему об этом.

— Хорошо.