На большой реке

Девушка отбежала. Это была Светлана Бороздина.

Орлов поставил Паскевича наземь.

— Вот что! — внушительно проговорил он. — Я давно до тебя добираюсь. И чтобы в последний раз. А если ты ее хоть глазами тронешь, то... Да ты меня знаешь!

Он отпустил Паскевича.

Паскевич примирительно, но с обидой в голосе бормотал шепелявя:

— Ну, чего ты накинулся? Кто она тебе: дочь, сестра?

— Сестра! — вырвалось у Орлова. И тотчас же он понял, что это хорошо, если Светлану прораб будет считать его родственницей.

Паскевич недоверчиво мотнул головой.

— Дурак ты! — сказал с добродушным презрением Василий. — Если материной сестры дочь, так кто она мне? Понял?

— Двою-рро-одная... — туго ворочая языком, проговорил Паскевич.

— Ну вот, понял-таки! — с угрюмой насмешкой молвил Орлов. — Да, двоюродная. А спрошу как за родную!

С этой встречи все на котловане стали считать Светлану двоюродной сестрой Орлова.

36

По отлогой дороге в котлован съезжались «МАЗы» утренней смены.

— А вот и «мазаи» начинают собираться, — сказала, улыбнувшись, суровая видом и как будто постарше остальных девчат Любовь Кирюшина.

У Дементия Зверева, пожалуй, нет особой деловой надобности стоять сейчас возле этой девушки. Он понимает это, он смущен. Смущена и она. Всегда находчивый, он сейчас ничего не может спросить.

Она прикусывает зубами губу строгого рта, слегка шершавую от ветра и зноя, и молчит. «Ушел бы уж поскорее, а то девчата будут смеяться!» — думает она.

Зверев набирается смелости и на низких, басовых нотках, чтобы похоже было на дружескую шутку, говорит:

— Да нет, Люба, сегодня вы явно чем-то недовольны.

— А почему? — возражает она. — Нет, я всем довольная.

— А отчего у вас эта морщинка меж бровей? — Зверев ногтем мизинца касается своего межбровья.

Она рассмеялась прикрыла губы уголочком повязанного на шее платка.

— А она у меня извеку. Мама — и то иной раз на эту морщинку рассердится, когда я брови сдвину. Ну, говорит, опять собрала всех своих сродников!..

И опять оба смолкли.

«А есть в ней что-то кержацкое», — подумалось Звереву. Он и не знал, насколько близок к истине: Любовь Кирюшина была из старинной старообрядческой семьи.

Ее окликнула Таня Кондрашина, сменный прораб новой смены, и девушка убежала.

Чуть позднее, обходя экскаватор вместе с парторгом котлована, Дементий Зверев сказал:

— Редакция просит у меня очерки-портреты лучших девушек котлована. Я дам сменного прораба Таню Кондрашину.

— Правильно. Девушка замечательная!..

— Затем техника-десятника Лору Кныш...

— Тоже правильно: хорош десятник, да и дивчина неплоха.

— И, наконец, простую учетчицу. Думаю, вот эту самую Любовь Кирюшину... Но ее как-то меньше знаю. Не ошибусь?

И собкор с плохо скрытой тревогой глянул на парторга.

Высоцкий неожиданно загорелся.

— Да вы что? — сказал он и остановился. — Да если бы я поэт был, я бы о такой девушке поэму написал! Ходят, ходят эти чертовы писатели, ищут, ищут образ советской девушки, глядишь, укажут им: вот, дескать, у нас замечательная крановщица Маша Петрова. Ну и пошло! И в «Комсомольской правде» крановщица Маша, и в «Известиях», и в «Огоньке», и в «Советской женщине» — всё крановщица Маша! Черт возьми, да неужели у нас только крановщица Маша одна и работает на стройке! А мимо таких вот Любовей проходят равнодушно: помилуйте, чего ж тут интересного? Обыкновенная учетчица котлована: ставит палочки в блокноте — сколько машин с грунтом ушло... Подумаешь, трудовой подвиг! А между тем... Да нет, я уверен, — перебил сам себя Высоцкий, — что будет она инженером. Будет, вот увидите!.. С таким-то характером!

И вот что узнал о ней Зверев.

Любе Кирюшиной уже двадцать шесть лет. Не замужем. Держит себя строго. Замуж и не собирается.

С парторгом котлована у нее, такой замкнутой и неподатливой на сдружение, возникла благодаря его чуткости и заботе дружба, похожая на ту, что бывает между суровой, домовитой дочерью и заботливым, требовательным отцом.

Узнав, что ее мечта — поступить в вечерний техникум при строительстве, Высоцкий предложил ей свою помощь в алгебре и в геометрии.

Любовь Кирюшина окончила семилетку. Но с тех пор уже многое перезабылось. А жизнь у этой девушки была не из легких.

Однажды Елена Борисовна Высоцкая, жена парторга, спросила у нее, отчего она до сих пор не вышла замуж — такая красивая, здоровая, работящая.

— Ну уж и красивая! — с сердитым смущением ответила она. А помолчав, добавила: — Кто меня возьмет с такой оравой?

— Как! — воскликнула в изумлении жена парторга. — Ведь ты же не была замужем?

Девушка усмехнулась:

— Вот и замужем не была, а ребятишек полон дом привела.

Тут все разъяснилось. Семья Кирюшиных рано лишилась отца. Любе было всего пятнадцать лет. А за нею шли еще двое: брат и сестренка. Мать постоянно хворала. А тут мужа убили на войне у старшей сестры Матрены, и осталась она с двумя ребятишками, совсем маленькими.