На большой реке

— Ну, и куда их? — рассказывала девушка. — Я самая здоровая на работу. Всех в одну избу и собрала, к себе. Так-то легче их подымать, гуртом... Тут не до замужества. Не до женихов. Сватались, конечно... Да зачем же я такую ораву чужому человеку на шею повешу? Хотя бы и приглянулся который...

Елена Борисовна сказала ей на это, что ребятишки хорошему человеку не помеха, если полюбит. Примеров сколько угодно.

Люба ничего не возразила. А, помолчав и «сведя всех сродников», отвечала гордо и холодно:

— Ну, значит, не нашла человека!..

37

В дни бурного перехода на комплексные бригады в большом котловане оставались в нем ночевать и парторг, и главный инженер, и Ваня Упоров.

Не уезжали на ночь и Орлов, и Титов, и Доценко. Да и многие водители самосвалов заночевывали в своих кабинках.

Ночи стояли теплые. Заря сходилась с зарею. А уезжать в городок — это добрых пять километров.

— И никакого тебе жекео, никаких ордеров! — шутили водители. — А квадратных метров — бери сколько хочешь!

— Кубических, кубических надо побольше, а не квадратных! — откликался шуткой на шутку парторг.

Утренняя пересменка на котловане длится час.

Обычно за это время машинисты новой смены, каждый с помощником, бегло осматривают узлы, агрегаты и механизмы своего экскаватора.

Уходящая смена им помогает.

Если все в порядке, то сплошь и рядом на этих пересменках в забое, у экскаваторов и самосвалов, развертывается как бы летучее производственное совещание.

Тут в лицо говорят начальству горчайшие истины. Тут иной раз водители самосвалов и экскаваторщики берут, что называется, друг друга за грудки.

Это котлованное вече.

Но их-то больше всего и любит парторг Высоцкий. Многому он учился здесь.

Одно дело, когда экскаваторщик, бульдозерист, шофер выступает с трибуны, крепко схватясь за ее края, словно за штурвал, а другое дело, когда этот же самый человек выскочит на песок котлована из своей машины с каким-нибудь там колпачковым или торцовым ключом в руке. Яростно им потрясая, выпрыгнет прямо в круг товарищей и кинет им, разгоряченный, «реплику с места».

Тут и о жилье накричатся, и о заработке, и о премиальных, и о барственно-охамевшем каком-либо начальнике, и о лодырях, и о тех, кто «работает налево», и о «туфте» или «намазке», то есть о приписке недобросовестным прорабом кому-либо из водителей лишнего, невыполненного объема работы.

Вот оратор схватывает возражателя своего за рукав спецовки и тянет его за собой в рубку управления. Вот зачем-то оба лезут под экскаватор, ложатся там на спину, и оттуда гулко и глухо, как из погреба, доносятся их спорящие голоса.

Высоцкий и Черняев на пересменке обходят весь котлован, все забои.

— Тише!.. — произнес парторг.

Все останавливаются.

На песчаном откосе, уже ярко освещенном солнцем, в уютной, как печурка, выемке пригрелась и спит Лора Кныш — десятник-техник, работавшая в ночной смене.

Ночью эта девушка не задремлет ни на миг, а вот теперь, на пересменке, когда затих грохот и лязг экскаваторов и самосвалов, она присела отдохнуть, и ее сморило.

— Товарищ Кныш! — окликает ее сменный прораб, инженер Таня Кондрашина, худенькая, с тонким лицом.

Подруга девушкам, ей подчиненным, дома, в общежитии, она строга на работе и всегда называет их по фамилиям с добавлением слова «товарищ».

Сегодня смена выдалась на редкость плохая. И Таня не в духе. Выдача грунта ничтожная: залипание ковша; неполадки с подачей самосвалов; два часа простояли экскаваторы из-за отсутствия электроэнергии, а в довершение всех несчастий усунулся, поломав бревенчатый щит, экскаватор Лоскутова.

Лора Кныш вскочила. Вид у нее был пристыженный, даже испуганный.

— Та сморило!.. — сказала она, зардевшись и закрываясь локтем.

— Да ну, ничего! — сказал Высоцкий. — Смена ж кончилась. Сморит кого хочешь!..

Чтобы не смущать ее, он первым тронулся дальше. Все последовали за ним.

Лора быстро вынула из кармана зеркальце и оправила волосы и тюрбан. Ей горше всего, что заснувшую и заспанную ее видел Орлов. Как и большинство девчат котлована, она была тайно влюблена в него. Таня, дожидавшаяся ее, говорит тоном старшей сестры:

— Ничего. Сегодня дома досыта выспишься.

— Та ни! Уже не высплюсь.

— Что так?

— Та агитатором же меня выбрали! К избирателям надо идти, — сказала Лора.

Девушки догнали обход. И как раз вовремя: главный инженер участка уже вовсю пушил старшего прораба Коржа за утопленный экскаватор. Корж, крепкий, подсадистый, скуластый и рыжеватый мужчина средних лет, в защитном и в брезентовых сапогах, напрасно пытался вставить слово.

Высоцкий не вмешивался. А Черняев желчно кипел.

— Стыдитесь! — кричал он. — Дать утонуть «четверке» чуть не под самой вашей прорабкой!

— Что же я сделаю?

— Что? А щиты, щиты надо было подвезти с вечера, вот что!

У Коржа отлегло от сердца.

— Так, Андрей Александрович, — сказал он, усмехаясь, — ведь он же, собака, под собой переломал весь щит, прямо-таки в щепы измял! Щиты у меня всегда наготове. Как же? Вот сейчас увидите!..

И в это время раздался насмешливо-певучий голос украинки Кныш:

— Та щиты эти! Стильки з их корысти, як з черта смальцю!