На большой реке

— Ну, это другое дело! — сказал отец. И, чтобы развеселить дочь, притворился, будто он не понимает, что это значит — отливка вод из котлована. — Ну, а как же все-таки допустили?

— Что допустили?

— Воду в котлован.

— Па-апка!.. — проговорила Светлана и расхохоталась. — Ведь ты же ничего не понимаешь!.. Ну, вот смотри, я тебе начерчу.

Она подошла к столу, взяла бумагу, карандаш и стала чертить и объяснять.

— У нас, — говорила Светлана, — водопонижение будет иглофильтровое. Будет заложен водосборный коллектор. К нему присоединяются иглофильтры. А откачка воды будет производиться насосно-вакуумным агрегатом. А знаешь, папа, сколько будет у нас на котловане этих насосных станций? Пятьдесят одна станция.

Отец сделал вид, что изумился. Это еще больше подожгло ее задор.

— Одних иглофильтров, знаешь, сколько будет? Шесть тысяч!

— И кто же этим занимается?

— Субподрядная организация. И уже набирают мотористов.

Отец кивает головой. Мысли его далеко. «Субподрядная! — думает он. — Ох, Светланка, Светланка!.. Уж и «субподрядная»! — думает он. — И «иглофильтры», «кубометро-часы». А давно ли дралась. с мальчишками, хвалилась, как «наподдавала» она и тому и другому!.. Чуть не плакала, ударяя себя по колену: «Почему я не мальчишка?» Мать чуть не до слез, бывало, нахохочется: «Да уж будет тебе, Светланка!.. И так уж всех мальчишек переколотила — атаман!..»

— Папка! Да ты не слушаешь?

Максим Петрович очнулся.

— Слушаю, слушаю, дочка. Набор мотористов...

— Э-эх! — с ласковой усмешкой в голосе произносит Светланка. — Я ему о цельнотянутых трубках, о задвижках Лудло начала рассказывать, а он все еще...

Отец не успевает оправдаться: в комнату вступает своей несколько щеголеватой, осанистой походкой Артемий Федорович Журков.

45

Председатель райисполкома встретил его радостным возгласом.

— Да сиди ты, сиди! — сказал Журков. — Вот мы посмотрим, какая у тебя сейчас радость изобразится на лице, когда узнаешь, зачем я к тебе пожаловал... в столь ранний час!

Светлану Журков приветствовал без рукопожатия. Она ответила ему легким наклоном головы.

— Я пойду, папа, — сказала она, — мне в райком комсомола надо.

Журков устрашающе посмотрел на нее и по-отцовски, на «ты», слегка прикрикнул:

— Куда тебе, стрекоза, в райком? Ишь какая быстрая — вся в отца! В твоем райкоме еще никого нет, сейчас проезжал мимо. Посиди, посиди. Секретов не будет. А при тебе хоть не поругаемся.

И Светлана опять села в уголок дивана.

— Ну, хозяин района, — сказал Журков, — угадай, зачем я к тебе в такую рань пожаловал, бедный проситель?

Начальник политотдела, отдуваясь, вынул портсигар.

Бороздин поднес ему спичку и сам закурил.

— Ну, уж заодно и мне разреши, дочка! — заявил он, осмелев. Затем ответил Журкову: — А зачем к бедняге Бороздину гидростроевцы приходят: «Бороздин, дай квартирку!»?

Журков при этих словах откинулся в кресле и как бы впал в бесчувствие, пораженный прозорливостью Бороздина.

— Да ты ясновидец, брат мой! — вскричал Журков. — Читаешь в людских сердцах!.. — Он хитро прищурился и погрозил перстом: — Э-э, нет, тебе, наверно, кто-нибудь сказал!

Оба расхохотались. Потом стали говорить всерьез. Оказалось, начальник политотдела пришел просить ордер на квартиру для корреспондента областной газеты Дементия Зверева.

— Ты его знаешь, Максим! — убежденно говорил он. — Это ж настоящий работник печати. Труженик. Боец пера! И не кичится тем, что областной журналист. Многотиражка наша так и называет его: «Наш спецкор!» Строители его знают, любят. На котловане шутят: «У нас, — говорят, — теперь пойдет дело: нашему участку придано шесть бульдозеров и один Зверев!..»

Журков рассмеялся.

— Да знаю я его! — отвечал Бороздин. — Ездил он со мной по району. Парень хороший. Но ведь он же здесь наездами. Живет в Средневолжске. Не станет же он, литератор, к нам в район переезжать из областного центра.

— А вот и не угадал. Именно! Остается здесь. И обзаводится семьей парень. На нашей гэсовке женится, на Любови Кирюшиной. А у той братишки, сестренки, племяши... А я, знаешь ли, мечтаю сделать его заместителем редактора.

— Да понял, понял... — страдальчески скрипел Бороздин, и хмурился, и потирал бритую голову, словно бы от ушиба. — Да ведь, братцы вы мои, город же не резиновый!..

— Ишь ты! Заговорил совсем как кондуктор автобуса...

— Заговоришь тут! Не с теми расчетами городок строили.

— Ничего, ничего, товарищ председатель! Что нам теперь твой городок? Дни его сочтены. Ты смотри, сколько городков мы по увалу наставили!.. Да скоро мы тебя жилплощадью наделять станем, и притом безотказно!.. А пока не жмись, Максим Петрович, не жмись, для гэсовцев не жалей.

— Ну уж, если я жалею!.. — начал было Бороздин возмущенно, но тотчас же распознал шутку и, рассмеявшись, ответил: — Вам, гэсовцам, все отдай, и то скажете: мало. Уж на что больше, детище свое не пожалел, отдал! — Бороздин кивнул на Светлану.

Ей это не очень-то понравилось. Она сдвинула брови, посидела немного и встала.

— Пойду, отец, — решительно заявила она.

— Пойди, пойди, доченька. Надо тебе хоть немного с мамой побыть перед отъездом.

Светлана простилась и вышла.