На большой реке

Известно, что и этот мир Святослав считал только перемирием. «Нас слишком мало, — сказал он дружине, — пойду на Русь и приведу большие войска».

И нет сомнения, что он со свойственной ему стремительностью осуществил бы это.

Но Святославу не довелось больше увидеть Киева! В битве с печенегами, заградившими ему путь у днепровских порогов, он погиб.

Печенеги собрали все свои орды. Византия заранее дала знать, что по Днепру возвращается Святослав с малым войском, со множеством сокровищ.

Отчего погиб Святослав? Здесь было предательство. Это несомненно.

Один из его воевод, именем Свенельд, варяг родом, бывший воеводою еще и при отце Святослава, предложил князю бросить ладьи и уйти в Киев во главе только конного отряда в обход печенегам. Святослав отказался. Да разве мог этот человек покинуть своих изможденных битвами воинов на Днепре перед лицом страшного врага!

А Свенельд ушел в Киев с конным отрядом. Можно ли сомневаться, что ему было приказано вскоре же вернуться с войском на выручку остальных! Но выручка не пришла.

Почему я подозреваю Свенельда? Сейчас увидите.

Этот выходец-варяг, он и по летописи предстоит как лицо злобное, коварное и прямо-таки роковое и для отца Святослава — Игоря, и для самого Святослава, и, наконец, для сынов его.

Смею утверждать это.

Почему в конечном счете погиб Игорь, отец Святослава? Да потому, что дружина Игоря позавидовала дружине Свенельда: дружина Свенельдова, дескать, одета вся в роскошные одежды, и оружие у них отличное, и золота много, а мы — наги. Пойди, князь, на древлян, добудем себе и мы!

Стало быть, Свенельдова дружина была богаче дружины самого князя? Возможно. И это вовсе не редкое явление при феодализме, когда какой-либо герцог мог поспорить силой своей и богатством даже с самим королем.

Свенельд и был одним из таких феодалов древней Руси.

Как я уже сказал, Свенельд погубил Святослава, не придя к нему на выручку из Киева.

И, наконец, последнее.

Сразу после гибели Святослава между Свенельдом и сыном Святослава возникает кровавая вражда. Один из сыновей Святослава, Олег, наехал в киевских лесах на чью-то большую охоту. «Ты кто?» — спросил сын Святослава хозяина этой пышной охоты. «Я — сын Свенельда». — «Ах, так?!» И Святославич велел убить сына Свенельда. Откуда эта лютая, кровавая вражда? Не есть ли это кровавая месть Свенельду за то, что он предал Святослава?

Свенельд, в свою очередь, «хотя отомстить за сына своего», возбудил старшего Святославича — Ярополка — пойти войною на брата. Дело кончилось убийством младшего Святославича, повинного в крови «Свенельдича». И заплакал братоубийца и сказал с горьким укором Свенельду, указывая на труп своего брата: «Посмотри! Ты этого хотел!..»

Трудно сомневаться: Святослав был предан. Тридцати лет от роду, в самом разгаре своей страшной борьбы с Византийской империей за Дунай, за Балканы, накануне воплощения своих замыслов: сокрушить иго империи, тяготевшее над балканскими славянами, образовать всеславянскую державу, он сложил свою голову в битве у днепровских порогов.

Не погибни Святослав столь преждевременно для своих грандиозных замышлений, он стал бы Карлом Великим славянства.

Да, — закончил Лебедев, — тень Святослава скитается невоспетая!

4

Куда ни посмотришь, белоснежными зданиями усыпаны зеленые горы. Отраден воздух Кисловодска — им не надышишься. Человек здесь чувствует радость дыхания.

Однажды утром Нина и Лебедев сидели в парке у ручья, под каштаном. Это была их любимая скамейка на солнечном пригреве. Почти никого не было, кроме них, в этом тенистом углу парка. Журчал горный ручей, перепадая по плитам.

Оба они подумали об одном.

— Да! — сказал в раздумье Лебедев. — И при нем, при Михаиле Юрьевиче, так же вот журчал и перепадал с одной каменной ступени на другую ручеек этот — помните? — спросил он ее.

— Да, — отвечала Нина и, грустно покачав головою, добавила: — Но здесь всё его! Иногда, знаете, идешь и думаешь: вот сейчас он выйдет тебе навстречу...

— А вот фотографов этих со своего ручья Михаил Юрьевич прогнал бы! — пошутил Лебедев.

Нина глянула.

В самом деле: один из вездесущих кисловодских «светописцев» уже успел утвердить свою треногу на бережку ручья. Как видно, это был его постоянный пост: на том месте, куда устойчиво был наведен объектив фотоаппарата, как раз посредине ручья, островком лежал большой плоский камень. На него легко перешагивали с любого берега. На этой каменной плите утверждена была низенькая скамеечка. На нее фотограф привычно и властно усаживал даму, мужчина устанавливался возле. «Готово!» — и вот еще один сувенир с ядовито-зеленой раскраской травы и деревьев, с нестерпимой голубизной струи и с белесой надписью: «Привет из Кисловодска!» — украсит некий семейный альбом где-либо в Колывани или Петропавловске-на-Камчатке.

У фотографа воспаленные от солнца глаза, барашково-кучерявые волосы, надбровье, насунутое на нос. Никакого своевольничанья желавших сняться он не терпел и пресекал всякую попытку расположиться на камне как-либо по-своему.