На чаше весов (СИ)

— Я никогда не питала нежных чувств к Вадиму. Он был всего лишь случайной связью. Но эта связь оказалась самым важным событием в моей жизни. Я не люблю Вадима в обычном понимании этого слова… но я люблю его очень сильно. Я считаю его одним из самых лучших людей на земле.

Я моргаю, затаив дыхание. Впитывая каждое слово. От откровений Вероники у меня буквально кружится голова, а в груди запутывается клубок из противоречивых чувств.

Там и ревность, и сочувствие. И любовь, и ненависть. И злость, и прощение.

Добрый Вадим. Справедливый Вадим. Жесткий Вадим. Вадим, бездушно использующий меня в своих целях. Вадим — лучший человек на земле.

Какой из них настоящий?

Не может же человек вмещать в себе так много ипостасей?

Или может?

Кто же ты такой, многоликий Вадим?..

Глава 42

Этой ночью я плохо сплю. Из головы не идут слова Вероники. Не в силах уснуть, я обдумываю все подряд. Ее судьбу, ее слова о Вадиме, ее невысказанные загадочные упоминания о способах заработка, которых она теперь стыдится.

«Я бы пошла на убийство ради спасения своего ребенка».

Не знаю почему, но эта фраза особо плотно заседает в голове. Мысли то и дело возвращаются к ней, но я не могу понять, к чему они пытаются меня подвести.

Моя дедукция хромает на обе ноги.

Так ни к чему и не придя, засыпаю уже под утро.

Обычно меня никто не беспокоит по утрам, и я могу спать, сколько хочу, но сегодня мне не везет.

Сегодня ни свет, ни заря меня будит Тимур, решивший заскочить ко мне перед началом рабочего дня. Он приходит и так не часто, было бы неловко отправить его восвояси и продолжить спать, так что я быстро умываюсь холодной водой, чтобы привести себя в чувства, завтракаю, и отправляюсь с ним на прогулку.

Мы гуляем в саду, на заднем дворе клиники, Тимур рассказывает мне о своей работе и о последних открытиях.

— За лимбической системой, с большой вероятностью, поражение коснется лобных долей. Инфекция поражает мозг по восходящей, но с каждой новой зоной нарушения становятся все менее интенсивными. Так что, думаю, небольшие проблемы с контролем — это максимум что ожидает больных далее.

Я вздыхаю.

— Я наивно полагала, что болезнь отступит после того, как я как следует попсихую и подепрессую. — Невесело усмехнувшись, сажусь на скамью. Тимур опускается рядом.

— Сожалею, но нет. Пока инфекция не пройдется по всем зонам мозга, болезнь не отступит. — С сочувствующей улыбкой говорит Тимур. — Ума не приложу, как ты вляпалась.

— Сама не знаю. Это просто загадка какая-то. Воду, которую я пила, проверили, она чиста.

— Ты пила вне дома?

— Нет. — Тут же отвечаю я, но вдруг задумываюсь. — Разве что на корпоративе. Но там я пила шампанское…

— Калидус в алкоголе?.. — Фыркает Тимур. — Откуда бы ему там взяться?

Пожимаю плечами.

— А откуда он взялся в воде?

— Резонно. — Соглашается Тимур, поскребя пальцем по щеке. Несколько секунд задумчиво размышляет, затем, видимо, не придя к каким-либо умозаключениям, меняет тему. — Интересно, как поражение лимбической системы скажется на твоей эмпатии…

Я поворачиваюсь и вопросительно смотрю на Тимура.

— То, что она отключится на время болезни, вполне очевидно, но восстановится ли после? — Глядя куда-то вдаль размышляет Тимур.

Очевидно. Для него очевидно, а я об этом даже не задумывалась. Научившись блокировать чужие эмоции, я перестала пользоваться своей способностью, вполне счастливо без нее обходясь, и даже не задумывалась о том, что могу ее потерять.

Я хотела этого всю жизнь. Я многое отдала бы за то, чтобы избавиться от нее. Но теперь, когда желанное так возможно и так близко, я вдруг пугаюсь. Я даже не знаю кто я без своей эмпатии. Я — это она. Я всегда была ею. Я всегда была чьими-то эмоциями, и никогда собой. Так почему же я не радуюсь? Желанное так близко, стоит лишь немного подождать…

— А как думаешь ты? — Кошусь в сторону Тимура, ковыряя носком кроссовка замерзшую землю.

— Не знаю. Честно, не знаю. Эта болезнь настолько непредсказуема, что я боюсь даже предполагать. — Пожимает плечами Тимур, поворачивая ко мне голову. — Этот Калидус — нечто удивительное.

— Ну да. — Усмехаюсь, закатывая глаза.

— Нет, правда. — Отзывается Тимур, и смотрит на меня с горящими глазами, как обычно бывает, если он чем-то восхищен. — Стопроцентное поражение, все страдают одинаково, никто не обладает даже маломальским иммунитетом к бактерии, но при этом процент смертности нулевой. Подобного в истории бактериологии еще не случалось.

Я равнодушно киваю, отстранённо скользя глазами по заснеженному саду, не особо прислушиваясь к словам Тимура. Мне не понять его, я далека от науки, и не могу разделить с ним его восторгов. Но Тимур в моем участии и не нуждается, все сильнее заводясь от своих слов, он повышает голос и начинает размахивать руками: