На дальних берегах

Из невидимых репродукторов по всему просторному светлому зданию аэровокзала разносится мелодичный голос диктора:

— Начинается посадка на самолет, следующий рейсом Москва — Лондон.

Короткая суматоха прощания, напутствий и пожеланий. Пассажиры направляются к серебристой громаде ТУ-114. Величественный и в то же время изящный, безупречных форм самолет красуется на влажном бетонном поле. Ясное московское солнце сверкает на плоскостях воздушного гиганта. День выдался солнечный, свежий, на небе ни облачка, и сияние утренних лучей на выпуклых боках красавца-лайнера, предчувствие начинающегося путешествия создают какое-то приподнятое настроение.

Начало полета проходит почти что незамеченным. В круглые иллюминаторы бьет щедрое солнце, кажется, что оно где-то совсем рядом, сбоку. Внизу расстилается бугристая равнина облаков, напоминающая припорошенное снегом поле. Иногда появляются глубокие разрывы, и тогда далеко внизу различается земля, туманные очертания незнакомых окрестностей, быстро уплывающих назад. Под крылом самолета тянется лес, бесконечный массив смутного зеленого цвета. Вдали, если приглядеться, зеленеющее море лесов теряется в туманной дымке и незаметно сливается с небесной синевой. От нечего делать я подолгу смотрю в круглое окошечко иллюминатора, и в проплывающих подо мной картинах мне мерещится то перекатывающаяся под свежим ветром зыбь голубого Каспия, то примороженная ранней осенью, еще в убранстве пышных трав Сары-Арка. Облачности теперь нет и в помине, самолет как бы повис в безбрежном голубом просторе, и только плавное чередование картин весенней расцветающей земли далеко внизу под нами говорит о том, насколько быстро мы перемещаемся в пространстве.

Мы пролетаем памятные сердцу места. Когда-то здесь вот, в глубине этих старинных русских лесов, проходил партизанский фронт. Лес давал нам надежное убежище, он помогал нам бороться с ненавистным врагом. Сейчас, откинувшись в удобном мягком кресле, я вспоминаю, как после долгих затяжных боев, оторвавшись от преследования, партизаны в изнеможении валились под богатырские сосны, валились, засыпали, перевязывали раны, а лес успокоительно шумел зеленой жесткой хвоей, как бы обещая им свою отцовскую защиту.

Над головами что-то щелкает, и в самолете раздается звучный женский голос, сообщающий, что полет проходит на высоте девяти тысяч метров со скоростью девятьсот километров в час. Пролетаем Ригу, под нами Балтийское море. Еще немного и мы будем над столицей Швеции Стокгольмом.

Итак, мы миновали государственную границу. Могучий самолет, несущий на фюзеляже имя своего создателя академика А. Н. Туполева, уверенно одолевает пространство. Пассажиры, заполнившие все салоны лайнера, чувствуют себя превосходно. Шуршат перелистываемые газеты и журналы. В салоне первого класса, расположенном в передней части, можно кроме всего еще и лечь на полку.

Дорога неизбежно сближает людей. Казахи недаром говорят, что едущие вместе живут одной душой. Наш путь еще не долог, но невидимые нити сочувствия, взаимного расположения уже возникли. Пассажиры переглядываются, как добрые знакомые. Бесспорно, что всех пассажиров, соседей и не соседей, как бы роднит уже одно сознание, что они несутся высоко в лазури неба, соединенные друг с другом надежною коробочкой серебристокрылого ТУ-114.

А самолет летит все дальше, равнодушно минуя новые и новые страны. Уж скоро кончится старинный, обжитый европейский материк. И где-то в сердце возникает грусть по далекой уже родине. Как это хорошо сказано у С. Есенина:

Если кликнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою».

Над Лондоном висела плотная туманная пелена. Самолет бесстрашно вонзился в этот серый полог. Несутся мимо окон клумбы, земля показывается то с одной, то с другой стороны. Снижение идет стремительно, и вот наконец показывается сам Лондон. Разглядывать незнакомый город некогда, потому что двигатели лайнера вдруг взревели так оглушительно, будто самолет испугался земли, и в тот же миг все ощутили, что шасси мягко, бережно коснулись бетонной полосы. Мы покатились. Многие, отстегивая пояса, взглянули на часы. Полет до Лондона занял три с половиной часа.

У нас в степи рассказывают, что какой-то степняк, приехав однажды на новое место, удивленно протянул: «Э-э, и здесь наш аул!» Когда мы вышли из самолета и огляделись с высоты трапа, то первым впечатлением было, что мы не в Лондоне, а в Москве. У здания аэропорта выстроился целый ряд «Чаек» и «Волг». Внизу возле трапа нас поджидала группа людей с открытыми русскими лицами. Это на самом деле оказались наши соотечественники — работники советского посольства в Англии во главе с послом Михаилом Николаевичем Смирновским.

На бледном худощавом лице примечательны славянские голубые глаза. Его манера держаться, двигаться, говорить выдавали человека сдержанного, неторопливого. Мы расселись по машинам.