Посольская «Чайка» с красным флажком на радиаторе стремительно несется по центральной авениде сенегальской столицы. В опущенные окна врывается прохладный утренний ветерок. Полицейские на перекрестках, в белой форме, перетянутые ремнями, четко поворачиваются и салютуют. Многочисленные прохожие в длинных одеждах, с поклажей на голове останавливаются и провожают взглядами проносящийся по самой оси улицы черный посольский лимузин.
Прием в президентском дворце назначен на девять часов. За три минуты до указанного времени «Чайка» въезжает в распахнутые кованые ворота президентской резиденции и останавливается у подъезда. Нас встречает учтивый молодой человек и предлагает пройти в небольшой белоснежный особняк рядом с дворцом. Там, в особняке, президент обычно принимает гостей.
Нашу небольшую группу возглавляет посол Д. С. Никифоров. У него та благородная представительная осанка, которая вырабатывается годами дипломатической службы. Прическа, галстук, безукоризненный покрой костюма, белые кромки манжет, выглядывающие из рукавов как раз на положенные сантиметры, а главное, сдержанные манеры и неторопливая походка — все полно какой-то значительности и заставляет невольно подражать.
В сопровождении молодого человека мы поднимаемся по ковровой лестнице на второй этаж.
— Сюда, пожалуйста, — подсказывает он, открывая большие двери.
Леопольд Седар Сенгор не только государственный деятель Сенегала, но и выдающийся поэт. Воспитанник парижской Сорбонны, он долгое время работал там преподавателем. Еще в молодые годы Сенгор услышал имя человека, создавшего целую эпоху в борьбе народа против колониального владычества. Впоследствии он познакомился и с его трудами. И нам, советским людям, конечно же было радостно узнать, что совсем недавно на одной из своих пресс-конференций сенегальский президент отметил, что «гений В. И. Ленина оставил неизгладимый след в истории человечества».
В своем творчестве Леопольд Сенгор избегает всяческого индивидуалистического самокопания, его поэзия полна реалистических земных образов, в своей основе она глубоко народна, и поэтому имя президента-поэта или, наоборот, поэта-президента по праву занимает первое место среди сенегальских литераторов и пользуется широкой известностью у европейского читателя.
Эти строки из стихотворения Сенгора «Заглавная песнь» можно вынести эпиграфом ко всему творчеству большого поэта.
— Господа, президент просит вас! — негромко, но внятно произнес молодой человек, появляясь в приемной.
Президент встретил нас на пороге кабинета. В прошлый свой приезд я видел Сенгора на президентском приеме, находясь в общей массе многочисленных гостей. Теперь, обмениваясь рукопожатием, я запоминаю его сухую, не очень крепкую руку и дружеский взгляд внимательных глаз.
Сенгору уже за шестьдесят, он невысок ростом, в массивных очках. Дмитрий Семенович представил меня как писателя и депутата советского парламента. Обойдя большой стол, за которым он занимался, президент прошел в угол кабинета и указал нам на покойные глубокие кресла.
Беседа с первых же минут приняла непринужденный характер. Положив ногу на ногу и свесив с подлокотников сухощавые, нервные кисти, Сенгор с улыбкой слушал, что говорит ему советский посол. Дмитрий Семенович выполнял роль переводчика. Сенгора тронул подарок, который я вручил ему от имени секретариата Союза советских писателей: великолепную палехскую шкатулку с портретом молодого Есенина на крышке. Поправив очки, президент долго всматривался в юное задорное лицо русского поэта, обрамленное золотистыми кудрями. Узнав, чей это портрет, Сенгор оживленно сказал: «Так это и есть знаменитый русский Есенин!» Как же, он много читал его. Его и Маяковского. На французском языке имеются очень хорошие переводы.
С собой у меня была моя книга «Огни в лесу», изданная в Алма-Ате на казахском языке. Открыв титульную страницу, я написал несколько слов и протянул книгу президенту. Сенгор с интересом перелистал.
— На каком она языке?
— На моем родном, на казахском.
— Казахский… — задумчиво произнес президент, вслушиваясь в звучание незнакомого слова. — Позвольте, к какой группе языков относится казахский: к монгольской, тюркской?
— Тюркской.
— Я вижу, — продолжал Сенгор, — у вас свой алфавит. На какой основе вы его создали?