На дальних берегах

Советское посольство в меру своих сил пыталось как-то облегчить наше положение. Еще накануне оно уведомило канцелярию президента о приезде делегации литераторов и представило список гвинейских писателей, с которыми мы хотели поговорить. Список этот начинался с самого Секу Туре, который помимо государственных дел много времени отдает поэзии. Далее указывался поэт и драматург Кондетто Ненекали Камара, бывавший в нашей стране и известный советским читателям переводами на русский язык, поэт Мамаду Трояр Рейотра, занимавший в свое время пост директора гвинейского научно-исследовательского института документации, поэт и музыкант Фодебо Кейта, автор слов и музыки гвинейского государственного гимна. Планировали мы и встречу с директором Политехнического института Тамсиром Нианом Джибрилем, историком и драматургом. Его историческая эпопея издавалась в Москве. Джибрилю принадлежат переводы на родной язык произведений великого Мольера.

Словом, все необходимые формальности были выполнены заранее, и мы надеялись, что никаких проволочек в осуществлении нашей программы чиниться не будет. Однако бюрократическая машина Гвинеи работала по принципу: «Служенье музам не терпит суеты». Только на третий день нам сообщили, чтобы мы приготовились к приему у государственного секретаря по делам молодежи и народной культуры Диоло Альфа Абдуллая. Причем встреча назначалась в тринадцать часов, а сообщение мы получили в двенадцать. На сборы и дорогу нам отводился всего один час.

Одуревшие от духоты, жары и бесцельного ожидания, мы обрадовались тому, то наконец-то «лед тронулся» и принялись лихорадочно собираться. Ровно в назначенный час мы сидели в приемной господина государственного секретаря. Сопровождал нас третий секретарь советского посольства Г. М. Коненко, великолепно владевший французским языком.

Учреждение по делам молодежи и народной культуры помещалось в двухэтажном обветшалом здании. У входа дежурил низенький толстощекий полицейский. Он и побежал наверх доложить о нашем прибытии.

Нас ввели в длинный узкий кабинет, в глубине которого находился стол под зеленым сукном, где грудой валялись какие-то бумаги. Из-за стола, заметив нас, поднялся господин Абдуллай. Он поздоровался и пригласил занять места. Пока длилась церемония знакомства, я незаметно рассматривал хозяина кабинета. На вид ему было лет тридцать пять, своей выправкой, манерой держаться он походил на спортсмена.

Чтобы не отнимать у него понапрасну времени, мы сразу же приступили к деловой части. Нас интересовали новые произведения гвинейских писателей, увидевшие свет за последнее время. Государственный секретарь, заглянув в бумажку, назвал имена Камары и Джибриля.

— А что у них вышло в свет? — попробовал я уточнить.

Господин Абдуллай снова заглянул в бумажку и пожал плечами:

— Простите, я не помню.

Мы задали вопрос, можно ли рассчитывать на встречу с этими писателями.

— Можно встретиться с Камарой.

— А с Джибрилом?

— Он, к сожалению, в археологической экспедиции. Это далеко, — на границе с Мали.

О бывшем министре, авторе государственного гимна Фодебо Кейта мы не спрашивали. Нас заранее предупредили, что в связи с раскрытием заговора он арестован и находится в тюрьме.

На вопрос о литературной молодежи государственный секретарь ответил, что да, в Гвинее есть способные молодые писатели, но имен их он, к сожалению, назвать не может.

По мере разговора господин Абдуллай становился все более осторожным. Не позволяя себе никаких отступлений, он лишь отвечал на наши вопросы, отвечал сухо, коротко, несколькими словами. У нас в степи о таких людях говорят: «Пьет из поварешки, а подглядывает из-за черенка» Государственный секретарь откровенно тяготился разговором и относился к нему, как к тяжелой и неприятной необходимости. Все поведение его лучше всяких слов говорило о том, что чиновник смерть как не любит никаких событий, — то ли дело бумаги, которыми завален его стол!..

Пытаясь хоть как-то оживить разговор, я спросил хозяина кабинета о его недавней поездке в Москву в составе делегации Демократической партии Гвинеи.

— Да, — подтвердил он протокольным тоном. — Мы недавно вернулись оттуда.

— Понравилось вам у нас?

— М-м… богатая, очень богатая страна. Но простите, — я совсем забыл вам сообщить, что президент Секу Туре — наш большой, выдающийся поэт.

— Мы знаем об этом. И нам очень хотелось бы встретиться с ним как с поэтом. Жаль, что господин президент занят. Нам отказано во встрече.

— Действительно жаль, — впервые неслужебным тоном откликнулся государственный муж. — Но я передам ему вашу просьбу.

Поднявшись, мы стали благодарить господина Абдуллая за беседу. Он провожал нас до двери.

— По пути, — сказал он, — зайдите к управляющему канцелярией министерства иностранных дел. Он вам сообщит, в какое время завтра господин Ненекали Камара примет вас. А я ему сейчас позвоню.

В раздумьях о только что состоявшемся разговоре мы медленно подходили к зданию Министерства иностранных дел. Неожиданно перед нами вырос пожилой, весьма представительный господин с иссиня-черными лихо закрученными усами.