На дальних берегах

В тридцать четыре года он избирается депутатом Национального собрания Франции.

В 1957—58 годах является главой правительственного Совета Гвинеи.

26 октября 1958 года в кинотеатре «Век» в Конакри Секу Туре произнес исторические для своего народа слова:

«Сегодня, — сказал он, — мы независимая нация, суверенное государство. Это свобода ястреба, вольно парящего в небе, это та свобода, которую избрал народ Гвинеи. Помните: в этот день мы с высоты официальной трибуны в Донка выпустили ястреба, пойманного мною в Сигири во время избирательной кампании в марте 1957 года. Этот ястреб является символом нашей свободы, ибо в небе нет препятствий, которые помешали бы ястребу делать то, что он хочет: лететь в избранном им направлении, выбирать путь в соответствий со своими интересами, а в случае надобности — отстоять свою свободу».

Выдающийся политический и государственный деятель Гвинеи, посвятивший свою жизнь непримиримой, бескомпромиссной борьбе против империализма, за национальную независимость своей родины, за национальное освобождение всех народов Африки, Секу Туре внес серьезный вклад в великую, ни на минуту не затихающую борьбу народов против угрозы термоядерной войны, за сохранение и упрочение мира.

В 1961 году ему была присуждена Международная Ленинская премия «За укрепление мира между народами».

Секу Туре трижды бывал в Советском Союзе. А в феврале 1961 года по его приглашению Гвинею с официальным визитом посетил Л. И. Брежнев, в то время Председатель Президиума Верховного Совета СССР.

В совместных советско-гвинейских заявлениях, опубликованных после каждой из перечисленных встреч, их результаты были охарактеризованы как важные шаги в укреплении дружбы между народами Гвинеи и Советского Союза.

Итак, мы встретились с Секу Туре на пороге его официальной резиденции. Президента сопровождали невысокий толстячок с аккуратной бородкой и сухопарый пожилой господин с совершенно седой головой. Первый оказался министром иностранных дел Гвинеи, а второй председателем Национального собрания.

Когда церемония представления была закончена, президент бодро предложил сесть в ожидавшую у подъезда черную низкую машину и, сбежав с крыльца, сам занял место за рулем. Казахи говорят: «Гость — раб хозяина». Мы последовали за хозяином, а посол А. К. Старцев вернулся в свою «Чайку».

Президент уверенно вел сверкающую машину по центральной улице. Мы только что проезжали здесь с нашим послом, и народу на улице, как мне кажется, было куда меньше. Сейчас же прохожих вдруг оказалось такое множество, словно они заранее знали, в какой час и по какому маршруту проедет лимузин главы правительства. Жители города стояли на обочинах и радостными криками приветствовали президента. Секу Туре, небрежно управляя машиной, в ответ на громкие крики милостиво кивал породистой головой. Ехал он медленно, будто желая подольше насладиться изъявлениями восторга и поклонением.

Неожиданно из-за угла выбежала шумная ватага ребятишек. Детвора безбоязненно бросилась к машине, и президент нажал на тормозную педаль. Детские ручонки протянулись в открытые окна лимузина, те, кому не удалось дотянуться, держались за тех, кто прикасался к президенту. Живым, шевелящимся клубком детвора сгрудилась вокруг автомобиля, непрестанно восклицая:

— Прези!.. Прези!..

Секу Туре вдруг взмахнул рукой и звучно крикнул:

— Империализм!..

— Долой! — тут же дружным хором закричали ребятишки.

— Неоколониализм!..

— Долой! — откликнулась звонко детвора.

— Революции!..

— Слава! — подхватил хор маленьких гвинейцев, и проявление восторга достигло предела.

Президент приветственно поднял левую руку и, не снимая с баранки правую, медленно тронул лимузин. Ребятишки расступились, но еще долго бежали рядом, выкрикивая что-то звонкими голосами и заглядывая в машину.

Потянулись жалкие кварталы Медины. На грязных улицах «дежурили» очереди у колонок. В несколько длинных рядов были составлены всевозможные ведра, банки, тазы, корыта. Люди в очередях узнавали президента и с улыбками махали руками. Я заметил, что, увидев очередь у колонки, Секу Туре снизил скорость.

Наконец мы выехали из города, и в окна лимузина повеял упругий ветерок с океана. Однако нам некогда было любоваться бескрайней равниной Атлантики. Прямо перед нами возникла высокая изгородь, — дорога упиралась в большие крепкие ворота. Едва мы приблизились, ворота распахнулись настежь. Полицейские, проворно выбежав из голубой будки, приветственно вскинули руки.