На дальних рубежах

— Но все же, Михаил Григорьевич, — спросил Корн, — быть может, и не столь плачевны перспективы для России в Корее? Ведь дело это государственное, надо как-то искать возможности укрепления русских позиций, тем более что в части дипломатической мы сильно обогнали японцев. Да, они предприимчивы и способны, но ведь и мы не лыком шиты…

— Уж коли дело государственное, — в сердцах ответил господин Шевелев, — то и решаться должно на государственном уровне. Казне следует вложить средства, и не малые, в Корею, и создать, скажем, Русско-Корейский банк, не бояться субсидировать русских и местных предпринимателей и купцов, что не замедлит принести несомненную пользу. Японцы триста лет пытаются покорить Корею. Еще сёгун Хидэёси в 1592 году завладел Фузаном и отсюда всей Кореей. Только с помощью Китая им удалось тогда спасти свое королевство. А через пять лет Хидэёси опять высадился в Корее, и это нашествие обошлось королевству в двести тысяч погибших. Поэтому корейцы традиционно недоверчивы к японцам, но деловые соображение побеждают эмоции, и заморские наши соседи позиции здесь заняли прочные. Мало-мальски состоятельные корейцы, боясь быть ограбленными своими янбанями, вкладывают деньги в японские предприятия и торговлю, чем укрепляют их позиции, Недавно в японской газете «Дзиммин», а я слежу за дальневосточной прессой и плачу немалые деньги за переводы из японских и китайских газет, так вот, в «Дзиммин» промелькнула статья, утверждавшая, что Корея экономически уже представляет собою колонию Японии. Они вывозят товаров на пять миллионов иен, а ввозят на десять. Вот это торговля! А мы? Крохи жалкие, не более двадцати тысяч рублей, притом, что йена по стоимости равна рублю.

Тут и Ивашников отважился задать Михаилу Григорьевичу вопрос:

— А как вы оцениваете недавно приобретенную господином Бринером концессию на вырубку лесов в бассейнах Тумень — Ялу?

— Не более чем авантюра! — махнул рукой господин Шевелев. — Дело, если браться за него по настоящему, многомиллионное, а у Бринера таких денег нет. И компаньонов он себе во Владивостоке не отыщет. Кому как не мне знать возможности наших дельцов? Не потянуть Бринеру такое предприятие, — решительно заключил Михаил Григорьевич.

— Разве что перепродаст кому он концессию и погреет на этом руки, — после небольшого размышления решил господин Шевелев. — Но и купцов ему придется искать не на Дальнем Востоке.

***

Немало расстроенные вышли Ивашников с поручиком Корном на фузанскую улицу оценить, так сказать, положение своими глазами. Здесь царило восточное многолюдие и разноголосие. Легкие строения корейского и японского типов с черепичными крышами были густо увешаны всякого рода вывесками, исполненными иероглифами, почти всегда с английским дублем — парикмахерские, бакалеи, рыбные лавки, мясо, птица, пивные пабы, которые, впрочем, стоило заглянуть, оказывались крохотными тесными щелями с двумя-тремя столиками, ресторанчики, очень много чайных домиков с рисунками угодливо изогнутых гейш на витринах, аптеки, отделения банков, мастерские по выделке японских татами, корейских шляп, трубок, глиняной и чугунной посуды, мелкие лавчонки с широким выбором пестрых многоцветных вееров, зонтиков, бумажных фонариков, тигровых и барсовых шкур, костяных и фарфоровых статуэток, синих майоликовых ваз, восточных картин на рисовой бумаге и соломке, перламутровых пуговиц, больших розовых раковин и черте чего. Поручик Корн мигом выбрал на прилавке лавчонки длинный бамбуковый покрытый мелкой резьбой и лаком стек с белой каучуковой рукояткой и кожаной петелькой на конце. Точно такой он видел у английского морского офицера на причале в Чемульпо и, судя по гримасе на лице, весьма ему позавидовал. Англичанин небрежно вертел стек в пальцах и у Корна сразу получилось так же, словно он имел врожденную привычку.

— Везде надо чувствовать себя господином и вести соответственно, — процедил он сквозь зубы, — особенно среди азиатов.

Он воспарил высоко, и вид армейского прапорщика был ему явно не по душе.

— Совершу променад, отдохну где-нибудь в чайном домике с гейшей, ночевать, возможно, приду к Шевелеву, — глядя в сторону сказал он и повелительным жестом поманил к себе стеком джинерикшу, дзин-рики-ся — человек-сила-повозка, по-японски. Подбежал худой пожилой человек с глазами побитой собаки и лихо развернул свою легонькую двухколесную коляску с плетеным из золотистой соломки сиденьем между высоких колес. Поручик Корн, явно красуясь перед воображаемым кем-то, легонько, у рикши сразу напряглись мышцы, хоть анатомию изучай, вспрыгнул в коляску, постучал стеком рикшу по плечу и указал на вершину горы, разделяющей фузанскую бухту, с которой открывался прекрасный вид на море и окрестности, и где были видны разноцветные вывески явно увеселительных заведений.