На день погребения моего (ЛП)

  — Думаю, могла бы.

  — Но не пойдешь.

  —  Парни...

  —  Он тебя дразнит, — сказал Кит.

  —  Признаю, да, — театрально вздохнул Риф.

  — Как бы то ни было, к вечеру раскочегаримся, — предположила Далли.

— Эй! Может быть, ты встретишь какого-нибудь итальянского князя, влюбишься, по крайней мере, наешься вкусной еды.

   Смеясь над досадой брата, Риф закашлялся клубами сигарного дыма.

 —  Пропитайся этим, пока ты здесь, почему бы нет?

 — Как жаль, что я никогда не увлекался кражей драгоценностей, Далия, ты была бы прекрасной сообщницей.

  — Черт, Кит, твой брат — такой милашка.

  — Он тоже хорошо пахнет, — проворчал Кит.

 — Иди, Далия, — сказал Риф, — вечеринка есть вечеринка, никогда не отставай на очко, получай всё, черт возьми, что захочешь, если на твоем пути встретится что-нибудь полезное, сообщи нам — мы будем снаружи, будем прощупывать почву. Как-нибудь найдем способ к нему добраться.

Снаружи горожан сдувало в горизонтальное положение, они хватались за всё, за что только можно ухватиться, туфли слетали с их ног и уплывали по бурным волнам Лагуны. Черепица падала с кровель, гондолы подпрыгивали, кувырком летя вниз по Рива, оставляя отколотые кусочки лака в водоворотах крошечных черных бурь позади, а сверху кружились в бледно-серебристом вихре линяющие ангелы-хранители Венеции, ища убежище среди терзаемых ветром заброшенных колоколов, уже много часов благовестя только о буре, созывая на невидимые мессы души потерпевших кораблекрушение и утонувших, ниже земные голуби и водоплавающие птицы летали над Лагуной, дрожали в портиках сотопортего, во дворах внутри других дворов, отрицая небо, притворяясь гражданами в лабиринтах земли, со сверкающими глазами, изворотливые, как крысы по углам. Венецианцы натягивали резиновые сапоги и переходили вброд высокую воду. Застигнутые врасплох туристы балансировали на приподнятых дощатых настилах, по мере сил договариваясь о праве первоочередности. На углах домов появились наспех слепленные таблички с нарисованными стрелками, указывающие более сухие маршруты. Вода цвета серой пушечной бронзы безумно вздымалась в каналах, пахло морем, каким-то морем где-то. Пьяцца Сан-Марко превратилась в огромный декоративный водоем, связанный с морем, темным, как небо, в котором оно отражалось, в основу прямоугольников желтого света из окон кафе и магазинов при Прокурациях, ветер снова и снова рассеивал образы.

 — А теперь что насчет той старушки Далии, — позже спросил Риф, когда она вернулась в Кампо Спонджиатоста, — пришло время спешно убираться из города, как ты собираешься это уладить?

  — Не думаю, что она будет особо по мне скучать.

Риф улыбнулся своей фирменной улыбкой, которая верно служила ему за столь многими ломберными столами. Основная мысль которой: «О, продолжай, что бы ты ни задумал, не обвиняй потом меня», эта улыбка отлично действовала, если нужно было ввергнуть других игроков в ступор сомнений, а также — создать впечатление участливого соперника, который беспокоится, что может выиграть слишком много денег на квартплату или детское питание.

Держа невидимые вожжи и делая жесты «не тяни, выкладывай!», Кит в конце концов спросил:

  —  Что?

 —  Однажды я расскажу тебе историю. Может быть.

 Пять-шесть карабинеров заняли стратегическую позицию, выстроившись вдоль fondamenta и не давая людям перейти через мост к Палаццо. Воротники пальто подняты от холода. Никто понятия не имел, как долго им придется там стоять. Экспозиция картины, не висящей на какой-либо солидной стене, под названием «Неудача». Кит и Риф крались, пытаясь слиться с имприматурой. На противоположной стороне улицы — фигуры в черном, согнувшиеся, словно какой-то ветер катастрофы нес их вязким потоком, судорожными волнами под черными зонтами, каждый шаг — борьба, всё движение разбито на фрагменты частных задач желания... Изолированного от последствий желания в сердце ночи.

Электрический свет в окнах, факелы в руках слуг мелькают тут и там, пламя бьется на ветру. Тяжелый внутренний шепот в модуляции древних камней истекал в рио музыкой маленького струнного оркестра, исполнявшего аранжировки Штрауса-Младшего, Луижи Денца и местного светоча Эрманно Вольф-Феррари.

Кит заметил Далли в позаимствованном платье и теплой шелковой накидке, пламя ее волос было украшено эгретом из страусовых перьев цвета индиго, она торжественно вошла в ворота и поднялась по мраморным ступеням в парадные помещения, на полтора сокращения сердца он забыл, где находится и что должен здесь делать.

Скарсдейл Вайб прибыл в частной гондоле и вместе со своим отражением Фоли Уокером вступил на fondamenta. Явственно прозвучал выстрел.

 Внезапно, как буря на Лагуне, отовсюду сбежались телохранители, давно отпущенные бандиты, teppisti, недавно прибывшие в город после подавления забастовки в Риме и на фабриках Севера, вооруженные, безмолвные, в масках и на марше.

  — Господи Иисусе, это армия, — прошептал Риф. — Откуда они взялись?

В центре толпы появился тот тощий парень в чужом костюме, здесь он явно был не на своем месте, значит, находился здесь тайно и, следовательно, в опасности.