На день погребения моего (ЛП)

Потом люди спрашивали у Кита, почему он не взял с собой портативную камеру. Он уже заметил, сколь много европейцев начали определять себя с помощью поездок, которые они могут себе позволить, и частью процесса были поиски того, кого можно будет заставить бесконечно скучать, чтобы получились эти расфокусированные снимки с кривой композицией.

Он сохранил несколько отрывных талонов, поэтому в общих чертах знал, что маршрут его пролегал через Бухарест в Констанцу, где он поднялся на борт маленького замызганного пароходика и приплыл вдоль побережья Черного моря в Батуми — там запах лимонных рощ можно было почувствовать прежде, чем вы их увидите, там он сел на поезд и пересек Кавказские горы, русские стояли у дверей духанов и наблюдали, как они проезжают мимо, дружелюбно поднимая стаканы с водкой. Горные склоны были усыпаны рододендронами, огромные бревна ореховых деревьев сплавляли по обрывистым потокам, бревна предназначались для строительства салонов-баров вроде тех, в которых Кит когда-то в юности бездельничал в Колорадо. Конечной остановкой маршрута был город Баку на Каспийском море, где у него сложилось впечатление, не подтвержденное фотографическими доказательствами, пребывания в очень отдаленном занесенном песками нефтяном порту: ночь среди дня, адские небеса, красно-черное кипящее варево, черные сумерки, никакого спасения от запаха, улицы, ведущие в никуда, всегда на расстоянии лишь шага от беспамятства, вызванного подмешанными в пищу наркотиками, или клинка наездника ковров, жизнь здесь стоила не просто дешево — иногда она являлась и вовсе отрицательной величиной, по словам независимых представителей Западного бассейна, с превеликой радостью изливавших ему свои откровения, здесь можно было заработать слишком много денег и слишком легко было их потерять... единственным утешением были корпоративные вечеринки, проводившиеся на борту корпоративных яхт, пришвартованных среди нефтяных танкеров у причала, иллюминаторы их были запечатаны песком и запахом нефти. Фьючерсы этих посетителей, если говорить с актуарной точки зрения, не казались Киту блестящими, и он покинул Баку, с каким-то ужасом глядя с верхней палубы на порт, уходящий вдаль под черными небесами среди столбов пламени, источников природного газа, горящего со времен древних огнепоклонников, каракулей нефтяных вышек и погрузочных пирсов на фоне расплывчатого света над водой.

Так что он пересек Каспийское море, лавируя среди нефтяных танкеров и флотилий ловли осетра, сел в Красноводске на поезд Закаспийской железной дороги, проехал по краю пустыни Каракум, непостижимо простиравшейся слева, в то время как справа, подобно аллегории, до самых гор тянулись оросительные каналы и хлопковые поля, возле дамб народ продавал дыни.

Во время поездки неизгладимое впечатление на него произвел не пейзаж, а некая железнодорожная метафизика: он стоял на ветру между вагонами, смотрел сначала в одну сторону, потом —  в другую, это были две диаметрально противоположных части страны. Равнины текли справа налево, горы — слева направо, два противоположных потока, каждый из которых несет невообразимую массу всего видимого мира, каждый бежит со скоростью поезда, непрерывные бесшумные столкновения, векторная природа которых была достаточно очевидна, впрочем, нельзя было отрицать роль времени и его собственного сознания наблюдателя с его лево- и праворукостью. Эффект поворота на девяносто градусов от расписания движения, как ожидалось, переносил в пространство, содержащее воображаемые оси — кажется, путешествие разворачивалось в трех измерениях, но были и дополнительные элементы. Во всяком случае, время нельзя было воспринимать как нечто само собой разумеющееся. Оно ускорялось и замедлялось, как переменная, зависевшая от чего-то еще, от чего-то очень далекого, как минимум, не поддающегося определению.

В Мери дорога повернула налево в пустыню, привольную, как безоблачное небо, стада газелей мчались по нему, словно стаи птиц. Сразу же стала понятна здешняя структура —  пустыня с вкраплениями оазисов в географии бессердечия, барханы или дюны песка-плавуна высотой в несколько футов, которые могли обладать сознанием, в плащах с капюшоном, не совсем от мира сего проекции ангела смерти, поскольку населявшие эту местность виды славились своей способностью выживать в наихудших условиях, хищники, как правило, рождались в небесах, их добыча жила под поверхностью земли, а сама поверхность, определяющая их друг для друга, являлась сферой пустоты, в которой заключались смертоносные сделки. Оазисы, или далекие дымчатые кляксы саксаула, появлялись подобно минутным послаблениям в жизни, полной неудач —  шепот и галлюцинации, их вымаливали не всегда там, где они должны были находиться.