На дне

Я думал о том, как мне потом все это разгребать, кому и за сколько затыкать рты. Некоторых придется "замолчать" навечно. Сотни убитых, растерзанных, разодранных и сожженных. Теракт, взятый автобус, лагерь смертников и теперь это клеймо. Мне нужны объяснения. Я хочу понять, почему он это делал? Я хочу найти ему оправдания, я хочу убедиться в том, что все это было не просто его способом развеять скуку и доказать всем, что он подонок.

Я больше не хочу находиться в подвешенном состоянии. Не хочу, чтоб все стало якобы спокойно. Чтобы он вернул Дашу, и мы зажили долго и счастливо.

Мне насточертела эта долбаная пороховая бочка. День за днем. И рано или поздно все повторяется. Дверь палаты распахнулась, и я увидел на пороге Макса с Таей на руках.

— Я хочу поговорить со своим сыном. Он здесь?

— Нет. Мальчика оставили дома. Он старше Таи, и ему достаточно психологических травм.

— Тогда давай тащи мне свои транки и наркоту. Поставь меня на ноги. Вы ведь поэтому привезли мне дочь? Чтоб растормошить психопата и заставить чувствовать. Вам удалось… А теперь я хочу ее видеть. Где она там прячется? В соседней палате? В вестибюле? Где моя жена, Андрей?

ГЛАВА 12

Любовь — это наркотик. Поначалу возникает эйфория, легкость, чувство полного растворения. На следующий день тебе хочется еще. Ты пока не успел втянуться, но, хоть ощущения тебе нравятся, ты уверен, что сможешь в любой момент обойтись без них. Ты думаешь о любимом существе две минуты и на три часа забываешь о нем. Но постепенно ты привыкаешь к нему и попадаешь в полную от него зависимость. И тогда ты думаешь о нем три часа и забываешь на две минуты. Если его нет рядом, ты испытываешь то же, что наркоман, лишенный очередной порции зелья. И в такие минуты, как наркоман, который ради дозы способен пойти на грабеж, на убийство и на любое унижение, ты готов на все ради любви…

(с) Коэльо

— Не вижу смысла в этом разговоре. Позови мою жену и покончим с соплями и слюнями. Я уже понял, что вам было не насрать, что я сдохну. Премного благодарен.

И я смотрю на этого сукиного сына и еле сдерживаюсь, чтоб не шваркнуть его о стену. Наглый, заносчивый. Со своим гребаным сарказмом не расстается даже сейчас. Проклятый маньяк. К черту церемонии.

— Нам — да. Нам было не насрать, в отличие от тебя. И мне, и Даше, и твоим детям было не насрать. Тогда как ты, какого-то хера, втянул нас всех в какое-то понятное лишь тебе одному вонючее дерьмо. Не будь ты моим братом, моей родной кровью, не будь ты всей жизнью для Даши — я б тебя оставил жариться в этом пекле до конца.

Макс усмехнулся, но взгляд остался холодным, отрешенным.

— Этого я и хотел. Чтоб ты оставил меня в этом пекле.

В этот момент я не выдержал и резким движением впечатал этого психа в стену, схватил за шиворот.

— Оставить в пекле, значит? А то, что помимо этого пекла ты заварил кашу? Ты забыл? Кто будет все это расхлебывать? Проданную компанию. Твои преступления. Все, что ты, бл*дь, натворил? На хрена ты туда полез? Что тебе было нужно? У тебя было все. Любимая женщина, дочь.

Он оттолкнул меня и отвернулся в сторону.

— Ты правильно сказал — БЫЛО. Жена… дочь. Все имеет свойство заканчиваться. Я женился на Даше и дал столько, сколько мог и умел дать. Мало дал, ничтожно мало. Но я иначе не могу. Хотел бы больше, да не получается. У меня не было примера, чтоб уметь, меня воспитала улица. Она была мне и мамой, и папой. Уличные мы. Не графья, знаешь ли. Любить умеем грязно и паршиво.

— Знаешь… иногда мне кажется, что лучше бы она вышла за сына того ублюдка или осталась одна, или память бы к ней не вернулась. Да что угодно, лишь бы не связалась с тобой.

Макс криво усмехнулся и, закурив, отошел к окну.

— Скорее всего, ты совершенно прав… только с кем бы она ни была, кого бы не встретила, никто и никогда за всю свою жизнь не сможет любить ее так, как я мог любить ее за одно мгновение.

— А еще ты умел щедро отсыпать ей боли. Как никто и за всю жизнь. Ты мог выкрутить ей душу за одно мгновение. Столько боли, что это не выдержит даже самый святой, а она выдержала. Ты убивал ее медленно день за днем, ты драл на части ее сердце. Там… у твоего Шамиля. Ты превратил ее в существо, не знающее чести и достоинства, гордости. Она ради тебя… на смерть. А ты… ты, мать твою, что ты ей дал?