На дне

Он закончил говорить… а я все еще слышал, как его голос отражается от стен. Глухой, сорванный голос после пыток удушением. Я бы никогда не спросил, что они с ним делали, а он бы вряд ли мне рассказал. Но я когда-то видел документальный фильм "лики смерти" и… и я видел, на что способны эти звери. Оттуда прежними уже не возвращаются.

— Ты слышишь, что я говорю, Граф? Слышишь меня?

Да. Я его слышал. Мне казалось, я стал цвета пергамента, и мне хотелось надраться, мне хотелось упиться до такой степени, чтобы не принимать никаких решений. Я задолбался их принимать, я задолбался делать так, как правильно, задолбался выбирать. Мне хочется выйти в окно, нахер, и не быть. От слова не быть совсем. Но там, дома, моя Лекса, моя девочка, которая ждет меня вместе с сыном. Там Карина. Там те, ради кого я обязан себя сгрести, сшить уродливыми стежками и продолжать жить… принимая самые ужасные решения в своей жизни. Я сделал всего лишь один глоток виски и поставил пластиковый стакан на стол.

— Я не мог отказать. — продолжал Макс. — Мне не оставили выбора… И если бы ты следил за своей сестрой и не дал ей опуститься на это дно, да еще и прихватить с собой детей, все было бы кончено. Она все испортила, понимаешь? Она сорвала такую операцию, о которой спецслужбы могли только мечтать, и я уничтожил бы Зарецкого. А теперь… теперь она у Шамиля, и никто не знает, бл*******дь. Никто не знает, что этот урод с ней делает. Никто не знает, что он захочет взамен за ее жизнь, и считает ли он меня все еще своим братом. Это путь в никуда.

Я смотрел на тусклый свет ночника на съемной квартире, куда мы все приехали после больницы. Никаких решений принять не получалось, и у меня дрожали руки. Я не хотел думать о его словах. Я был на это просто не способен.

— Есть способ вытащить вас оттуда обоих. Тебя, ее. И можно начинать сначала. С чистого листа. Мы это уже делали, сделаем еще раз.

Зверь хрипло рассмеялся. И улыбка его была вымученной, фальшивой, натянутой, как у клоуна, который устал держать хорошую мину при плохой игре. Мы все устали. Но он выдохся окончательно. В его глазах вселенская пустота и… и страх. Я никогда не видел в них раньше страха. Видел беспокойство, отчаяние, ярость, адскую боль, но не страх. Не перед будущим, нет… там отпечаток прошлого. Невидимая тень чего-то уродливо-черного и необратимого. Так выглядят глаза… смертника. Я видел когда-то человека, который шел к поручням моста, а потом сиганул вниз на камни… Точно такие же сейчас у моего брата. Страшные и пустые. И надежда в них не живет больше.

— О каком чистом листе говоришь, Граф? Ты не видишь всего этого кровавого болота? Не понимаешь, что происходит? Думаешь, нас оставят в покое? Все куплено… Зарецкий, сука, спонсирует организацию. У него сотни наемников-фанатиков, готовых с его помощью снести всю столицу. Ты не знаешь, сколько там зарыто тротила, ты не знаешь те пути, по которым это все доставится к нам, даже если мы откажем им в канале перевозок. Ты не представляешь размаха этой чудовищной машины смерти, и кто во всем этом замешан.

— Какое нам до этого дело?.. Есть моя семья, и она волнует меня прежде всего. Никаких супер миссий по спасению мира я не планирую и планировать не собираюсь.

Но это было явно не то, что я говорил. Его даже не задевали мои слова. Они отскакивали от него, отлетали и растворялись в холодном воздухе.

— Допустим… допустим, я ее вытащу. И все пройдет идеально. Ты подключишь генерала или даже самого президента, они прикроют мой зад. Мы вернемся домой… а завтра? Завтра этот Шамиль взорвет школьный автобус с моей дочерью, станцию метро, где Карина будет стоять с друзьями. Концертный зал с Лексой, волонтерскую группу с Фаиной. Это должно закончиться.

— Будут еще такие… Это война с ветряными мельницами, и я не понимаю, какого хера я должен принимать в ней участие, и ты не должен.

— Уйдет время. Силы, финансы. И все может измениться… Ты не видел этого дерьма изнутри, ты не видел того, что видел и делал я… Я был одним из них. Там нет людей. Там зомби. Там царит только смерть настоящая, злая, циничная, извращенно уродливая. Там не с кем и не о чем договариваться. Людей просто зомбируют. Эти девочки-невесты, эти мальчики с автоматами, дети с гранатами. Собаки с самодельными взрывчатками. Я… я убил такую девочку, Андрей. Я ее трахал, а потом свернул ей шею… потому что на утро эта девочка… маленькая русская девочка, с зеркальными зелеными глазами, с мамой врачом и папой маляром, эта девочка должна была войти в маршрутку в восемь утра и взорваться в ней вместе со старшеклассниками. И… дьявол, Андрей, она готова была это сделать. Ей внушили, что это благо, ее убедили в этом, как и в том, что раздвигать ноги перед боевиками и давать им последние радости жизни — это добро. У нее было пять мужей. Она пять раз вдова. Ей обещан рай за то, что она лишит жизни десятки детей… Мне страшно. Мне впервые в моей гребаной, вонючей жизни страшно.

Он говорил… говорил. Ходил по кругу, курил и не мог успокоиться.