А орденские скалились нагло и самоуверенно. Как никогда прежде хотелось стереть постылые усмешки с их рож, даже под масками хорошо различимые, а уж у главного так и вовсе напоказ выставленную, не хватало только средств под рукой. Но не было времени даже подумать об этом, хоть какую-то уловку отыскать, когда ухмылки исчезли сами, начиная со здоровяка, уже почти схватившего девчонку. Дьюар едва успел проследить, как он двинулся вперед, как отпихнул Акилу с пути, от чего в груди кольнуло неприятно острым страхом. За себя он никогда так не боялся — сам-то уже сколько раз умирал в каждом из своих ритуалов, входил на ту сторону Загранья как к себе домой, а тут поди ж ты, забылся вовсе и дернулся, даже не замечая, как на шее проступает ощутимый порез.
Верзила вдруг замер, отшатнулся назад, словно его ударили тяжеленным кулаком. До него первого дотянулась эта странная сила, которую сам Дьюар ощутил только несколько мгновений спустя — будто открыли заслонку, и она хлынула, а прежде ее не видно и не слышно было. Сила чужеродная, безликая. С большим трудом в ней угадывалось родство с той, разлитой по оставленному у Пирожков лесу — оскверненной, наполненной таким мраком, что темнее самой смерти. Эта пока не имела окраса, не несла в себе скверны, но уже пугала безудержной мощью. Дьюар, как умел, попытался соткать щит — а на деле стену чистой магии смерти, которая разрушала простые заклятия в самом основании, но с этим потоком даже она не могла справиться, лишь немного рассеивала.
Орденцам же, не защищенным ничем, кроме своих жалких амулетов, досталось в полной мере, — именно на них была направлена страшная стихийная сила, и их она нашла, сминая хрупкие человеческие тела. Дьюар в упор смотрел на того, что стоял к нему особенно близко, и наблюдал с неожиданным для себя ужасом, как на его лице проступают набухшие вены, темные, будто вместо крови по ним пустили чернила. Как округляются глаза, пучатся, готовясь вылезти из орбит, как желтоватые белки покрывает сетка таких же черных сосудов, и как в один момент они лопаются, взрываются фонтаном густой темной жижи. Клинок со звоном упал к ногам, орденский ищейка схватился за лицо, сделал нетвердый шаг куда-то в сторону, завыл на одной ноте и повалился. Маска сползла на подбородок, обнажая тонкий нос с сочащейся из него кровью, широко распахнутый рот. Жизнь его стремительно покидала тело почти осязаемыми ручейками — достаточно лишь руку протянуть, но отчего-то некроманту не хотелось касаться ее, как если бы он знал, что потом не отмоется.
Та же участь постигла и остальных. Шесть человек за несколько долгих мгновений превратились в хрипящие, стонущие на последнем выдохе тела. Дурно сделалось даже некроманту, хоть и привычному к виду мертвых более, чем к виду живых. Захотелось убраться отсюда, да чем дальше, тем лучше — вот и путь теперь как раз был свободен… Но проблемой оставался источник этой силы, и проблемой все более ощутимой.
Отгораживаться от стихийной магии больше не было необходимости, она иссякла так же быстро, как и прорвалась. Девчонка мешком свалилась на пол, едва не задев макушкой ног уже мертвого верзилы, даже не пискнула. Акила поспешно подхватил ее, словно по-прежнему не видел в ней причину всех бед, принялся тормошить, в каждое произнесенное слово вкладывая частичку легкой исцеляющей магии — это чувствовалось едва ощутимым ветерком силы, который легко не заметить, если только не привык к нему. Девчонка сначала совсем не реагировала. Бледное, почти бескровное лицо не выражало ничего, даже недавнего страха. Затем глаза раскрылись — Дьюар с подозрением пригляделся к ним, но ничего, похожего на недавнее безумие, в них уже не рассмотрел. Акила поспешно обхватил ее лицо ладонями и отвернул от лежащих на полу тел, заставив смотреть в огонь. Он еще бормотал что-то успокаивающее и в целом бессмысленное, когда Дьюар заставил себя сдвинуться с места. Отер ладонью зудящую от пореза шею, только больше размазывая выступившие капли крови, и с неохотой склонился над первым мертвецом. Уборка предстояла основательная.
***