На дне омута (СИ)

— После того дня я еще долго боялся всего и вся… Даже эта сова до дрожи напугала меня, когда вылетела навстречу. Она просто не могла двигаться! Не должна была. Любое умертвие нужно непрерывно подпитывать силой и контролировать, оно не способно управлять своим телом без воли создателя… И все же сова двигалась. Двигается до сих пор, как ты знаешь — уже покидая башню, я нашел амулет из ее костей, он позволяет управлять ей, и все же летает она сама… Мне до сих пор не понятно, как это возможно и могло ли быть так, что Дэрейн специально оставил ее, зная, что я вернусь. Иначе не представляю, почему он уничтожил все записи, даже старые книги, по которым я учился, но сохранил столь редкое создание… Может статься, даже единственное в своем роде. Рискнул отдать его в лапы Ордена только потому, что не думал, будто найдется кто-то, способный разобраться в его природе?

— Возможно, он действительно сделал ее для тебя. Ты жил у него с самого детства, и если у него не было родных детей…

Это невинное предположение резко и ярко оживило в памяти и ночи в сыром подвале, и суровые уроки, когда без всяких объяснений зеленый юнец бывал брошен один на один с опасным умертвием или тварью из Загранья, и только то, что он сам усвоил из старых книг, могло его спасти. Поступают ли так с детьми, которых хотя бы немного ценят?

— Дэрейн ненавидел меня. Самая длинная фраза, которую я от него слышал, была о том, что он скормит меня крысам, если я не перестану мешаться под ногами. И сомневаюсь, что это была хоть отчасти шутка.

— Что же, это вполне вписывается в представления о лардхельмском чернокнижнике, которые я знаю. Но каким на самом деле был твой наставник — судить лишь тебе… Однако, ты замечал, как сложно бывает сказать, что любишь кого-то? Признаться в своей ненависти намного легче.

— Не думай, что это было так же, как с твоей девчонкой. Я не скоро научился вести себя достаточно тихо, а Дэрейн никогда не горел желанием обзаводиться учениками, ему просто показалось это выгодным. Нам было непросто терпеть друг друга.

— Конечно, нет, Аста всего лишь… Аста! — сквозь размеренную речь Акилы резкими молниями прорвались тревожные нотки. Он вскочил с уже облюбованного стула и в смятении заозирался по сторонам. — Куда она подевалась? Ведь только что была здесь и, вроде бы, не собиралась отходить от нас… Дьюар, сколько комнат в этой башне?

— Всяко меньше, чем в Вассагском замке: не потеряется.

— Может, ты и был таким же ребенком, когда жил здесь, — ничуть не оценив шутки, отозвался Акила. — Но у тебя был дар некромантии, а это многое значит. Лучше бы нам найти ее прежде, чем она найдет неприятности. Мало ли что могло здесь еще сохраниться…

Дьюар прикрыл глаза, пытаясь различить хоть какое-то шевелении магии — напрасно. Она оплетала башню плотной паутиной, каждый камень и каждый уголок, но все эти нити ныне не имели силы, как и было положено месту, давно оставшемуся без хозяина. Он нехотя поднялся, следуя за уже выбежавшим из комнаты Акилой.

Дверь в спальню щерилась выломанным замком, точно драчун выбитым зубом. Кто-то содрал даже линялое покрывало, проверяя, не спрятано ли под ним чего ценного, вытряхнул сундуки, перевернул вверх дном почти всю комнату… В свете единственной лампы она походила на распотрошенную тушу дикого зверя, которую хищники бросили догнивать там, где прикончили.

А Акила тем временем уже рванул вниз.

— Осторожней, — вырвалось у Дьюара, когда ступени лестницы угрожающе заскрипели под быстрыми шагами. Может, ловушек в башне и не осталось, но шанс сломать шею из-за гнилой доски все еще присутствовал, и не считаться с ним было бы опрометчиво.

Акила отмахнулся. Спускаясь чуть ли не на ощупь, Дьюар догнал его уже внизу, сразу метнулся взглядом к двери в подвал — та была плотно притворена, как Дьюар всегда ее помнил. Пропажа сидела на грязном полу, баюкая такие же грязные игрушки. Акила подлетел к ней как ужаленный, обеспокоенно поискал свежие ссадины, не нашел и тщетно попытался пригладить припорошенные пылью косы. Со стороны он походил на заполошную наседку, потерявшую и нашедшую единственного цыпленка.

— Где ты только это взяла? — пробормотал травник, рассматривая то, с чем играла девочка. Дьюар тоже подошел глянуть, скорее из праздного любопытства, чем в самом деле волнения, но ему не слишком понравилось увиденное.

Выбеленный временем и рассеченный длинной трещиной, заячий череп сиротливо лежал рядом с неумело вырезанной и от того непропорционально длинной фигурой не то волка, не то собаки, и когда-то дорогой, но давно облупившейся и потемневшей деревянной лошадкой почти в две ладони высотой.

— Постой, так это же… — Акила почему-то улыбнулся. Так задумчиво, будто это его прошлое оказалось вытащено на свет и разложено, как черствый хлеб на прилавке ушлого торговца. С неподдельным интересом, от которого Дьюару сделалось совсем неуютно.