На дне озерном

В бабушкином доме было темно. Зато Витькин был единственным источником света на всю округу – даже фонари погасли. Уже у ворот Даша разглядела два силуэта – девичий, с длинными распущенными волосами, и птичий, прыгающий с места на место. Права была Тоня, ворон предатель.

Только теперь Даше ударила в голову мысль: у кого же бабушка спрятала ключ? Пусто же село, ни одной души больше на километры вокруг.

«У меня есть надёжный человек, который его сбережёт».

Осталось только надеяться, что она знала, о чём говорила.

Ворон вдруг замер на месте, медленно поворачивая голову – через штору было неясно, на Дашу или в обратную сторону. Но, учитывая, что Хозяйка вскочила со своего места и понеслась прочь из комнаты, они всё же её заметили.

Даша ещё раз проверила ружьё – заряжено. Дуло было направлено на входную дверь, которая по расчётам вот-вот должна была распахнуться. Но этого не происходило. И Даша, и тот, кто находился за ней, замерли в ожидании. Никто не смел пошевелиться, только ураган загибал ветви деревьев. Шторы в окне едва колыхнулись, как если бы их задели, убегая прочь.

Она прислушалась, но, кроме скрипа ворот на ветру ничего не услышала.

А в следующее мгновение свет в доме погас.

Даша вздрогнула, оказавшись в темноте, – только звезды и рисовали очертания домов и сугробов. Видимость была ни к чёрту, и она закрутилась на месте, направляя ружьё на всё подряд. Вскоре входная дверь отворилась, стукнув о стену так громко, что Даша на мгновение потерялась в пространстве. В проходе, насколько ей позволяло зрение, никого не было.

– Ты в гости или на совсем?

На яблоневой ветке сидел ворон. Сначала Даша даже не сразу поняла, что говорил именно он. До тех пор, пока тот не продолжил:

– Ко мне, а ли к моей хозяйке?

– Могу и тебя застрелить заодно, если станешь мешать, – зло бросила Даша, для достоверности направляя на него ружье.

Тот вспорхнул в воздух и скрылся где-то в районе чердака.

Она ещё раз огляделась и последовала в дом, прикрывая за собой дверь на случай, если цель решит сбежать. Оружие придавало ей уверенности – Даша не знала, работают ли против нечисти железные пули, но его вес давал ощущение, что она не одна. Что рядом хозяин ружья, и в случае чего защитит её.

В маленьком предбаннике никого не оказалось, и, заходя в комнату, она щёлкнула выключателем. Свет не появился.

– Что за глупости? Ты же видишь в темноте.

Даша дёрнулась в сторону окна – там, на подоконнике, сидел тёмный женский силуэт. Он и правда походил на Тоню – не врала, похоже, проклятая.

– Чего же за темнотой тогда прячешься? – бросила Даша, приближаясь.

– А ты за оружием.

Поток воздуха выбил из её рук ружьё, и то с грохотом ударилось об стену. Хозяйка оказалась совсем рядом в считанные секунды и оттолкнула Дашу, сваливая с ног. В её руке блеснул топор.

– Думаю, мамочка не просто спрятала от меня ключ, – как бы невзначай начала Василиса, рассматривая испачканное засохшей кровью лезвие, как в первый раз. – Она его изменила. До неузнаваемости. Совместила его с самым дорогим, что имела.

В следующее мгновение топор полетел в Дашу.

Она успела перевернуться, но, вонзаясь в деревянный пол, тот отрубил клок рыжих волос.

– И как я раньше не догадалась порыться в твоих кишках? Наверняка там много интересного.

На столе покоилось бритвенное лезвие, и Даша запустила им в Хозяйку. Оно воткнулось ей в щеку, погрузившись почти полностью. Это немного отвлекло её, и Даша смогла вскочить на ноги, быстро соображая, чем может защищаться.

Василиса быстро вытащила лезвие пальцами, и на шею и рубаху потекла чёрная жижа из зияющей дыры, что оголяла гнилые зубы. Хозяйка открыла рот – и нечто потекло с удвоенной силой.

Схваченная Дашей деревянная удочка полетела вслед за ружьём, а саму её Василиса швырнула, нависая над шеей с лезвием.

– Ты же не умрёшь, правда? – захлёбываясь в собственной крови, прохрипела она, разрывая когтями куртку и намереваясь вскрыть грудную клетку.

Даша попыталась её оттолкнуть, но в ответ получила удар головой об пол. Василиса успела замахнуться, как вдруг замерла, отвлечённая звуками откуда-то сверху.

Кто-то звенел бубенцами.

Лезвие выпало из её рук, приземлившись, благо, на мягкую куртку. Хозяйка поднялась, зажимая уши ладонями и по-мавски шипя, так что стёкла дрожали в рамах. А бубенцы всё звенели, и даже её крик не мог прервать мелодичного пения.

Даша сама вдруг осознала, как давно не слышала их. Мелодия уносила глубоко в детство, когда всем миром были мамины руки, а самой высокой вершиной – папины плечи. Такие же висели над её колыбельной, из которой выросли и бабушка, и прабабушка, и неизвестно сколько ещё поколений. Когда Даша была взрослее, её находили на чердаке – плетёная, она крепилась на потолок и закрывалась тканями, чтобы ничто не мешало малышу.

Даша расплылась ни то от своих, ни то от чужих воспоминаний, как расплываются в тёплом доме после долгой дороги по морозу. Лишь когда шипение сменилось чем-то другим, она смогла, наконец, сбросить с себя морок.